Есть у меня друг Михаил Киян. Дружим с тех далеких времен, когда вместе учились летать в летном училище. После училища он работал летчиком-инструктором на учебном самолете Л-29 в Рязанском Учебном Авиационном Центре (УАЦ) ДОСААФ. Затем ушел в Гражданскую авиацию. Летал на Ан-24, Ан-26, Ан-12, Дуглас-ах Был Главным пилотом-инструктором на АН-30, Ан-32, Ан-72, Ан-74, Дуглас. Шеф-пилотом в Египетской компании AIR-MEMPHIS. Затем инспектором в малой авиации на самолетах Вильга, Як-18Т, Ан-2 и планере L-13. Участвовал в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Участник БД в Сараево. Заслуженный работник транспорта.

Как то в училище он, катаясь с гор на лыжах, разбился. Мы за него все волновались, сдавали кровь. Надежды мало было, что он вернется в авиацию. Но Миша всех победил и ввернулся. Вот об этом он и написал как, не смотря на тяжелую травму, смог встать в строй. Ниже я публикую его рассказ об этом.

1. Госпиталь

Михаил Киян

Не бывает плохого без хорошего, как и наоборот. Наверно так на жизнь смотрят неисправимые оптимисты. Тот дикий случай не помнился страшными болями, и возникшими проблемами. Даже мысль, возникшая в то время, о суициде не вспоминалась тяжело.

 – Миша, ты бежишь после завтрака на лыжах?- Жданов спросил меня на выходе из столовой.

 – Да, вот только заскочу в каптерку к «Дяде», попрошу еще одни кальсоны с рубашкой.

На улице за минус 15.

 – Возьми кинокамеру. Покатаемся с горок на Северном Донце.

 – Кто еще с нами?

 – Добровольский, Гришков, Горак, да еще пару человек наберутся по ходу дела.

 – Давай собираться  с пол-одиннадцатого.

 – Решено.

  Старшина летной группы Морозов «пробил» через зам. начальника училища по физподготовке  майора Комарова разрешение для спортсменов, защищающих честь альма-матер, тренироваться в свободное время за территорией оного. Польза была обоюдная. Были узаконены самоволки для тех, кому  дорог был имидж  летного заведения, и этим же был дан сильнейший стимул для всех желающих заняться спортом. При этом за училищем закрепилась слава непобедимого. На общем фоне выделялась 3АЭ, которая бросила однажды вызов всем эскадрильям, городу и району. Вырвав при  этом победу по многоборью ГТО, 3 АЭ заставила себя уважать и считаться. Чем то  и воспользовался главный спортсмен и организатор эскадрильи Сергей Морозов. Местные  же  «пацаны» стали бояться  цепляться.

    Хотелось заснять все по-порядку, чтобы потом не резать пленку. Но камера запотела.

Адский холод начал доставать сразу, но затею не бросили.  

 – Так Ждан, подожди, я тебя сейчас сниму. А потом ты меня для истории.

 – Миша только давай побыстрей, при таком холоде не только руки отмерзнут, но и «цугундер». 

 – Засунь руку пока себе в штаны….

 – И ты меня снимешь?

 – Ну, я ж не порно снимаю. Ладно.  Приготовься. Мотор. Пошел…  Теперь меня…

  Ветра не было. Морозный туман  еще больше усиливал чувство холода. Бежать, чтобы не замерзнуть надо было как на гонках.

  Покрытый инеем лес встретил треском лопающихся от мороза корабельных сосен. Первым до крутого берега Северного Донца добежал Гоша. Из двух предложений: бежать по кругу  до Огурцово, а потом в училище, или кататься с берега, победило второе. Заросший деревьями крутой берег речки внушал опасения ехать сразу сверху. Решили постепенно прокладывать трассу снизу. Без поворотов не получалось. Беговые лыжи  на приличной скорости пытались каждый раз  выскочить из лыжни.

  Я в очередной раз полез на 10 метров выше проложенной уже Добровольским трассы. Жданов поднялся еще на десяток.

 «Главное только попасть в лыжню», подумал я и с силой оттолкнулся от склона. По целинному снегу скорость быстро не нарастала, и лыжи выскочили на дорожки без проблем.

Вздохнул. Попал.  Первый поворот, второй. Гул от ветра нарастал. Третий…

  «Черт!». Левая лыжа выскочила из колеи. «Только не головой» успел подумать и развернулся  боком.

  Дерево оказалось крепче. От дикой боли гудело все тело. Пытаясь вздохнуть,  как рыба открывал рот, но воздух не проходил.

 – Киян! Ты уже съехал?! – кричал с верхушки Жданов.

 – Сейчас еще и лыжами проткнет, или будет два трупа. Сил сдвинуться с трассы не было, как и крикнуть.

Ног не чувствовал. От недостатка воздуха началось мутиться сознание. «Надо ж так глупо!». Мысль уже угасала, когда струйка кислорода в иголку толщиной  вдруг начала распрямлять легкие. Втягивая воздух, усилием воли пытался распрямить грудь, но от раздирающей боли красные круги начинали расширяться в глазах, и я  начинал проваливаться в пустоту.

  Почувствовав неладное, старшина начал «лесенкой» спускаться вниз. Вид корчащегося от боли, бледного сокурсника заставил его вздрогнуть.

 – Что случилось, где ударился? – он сбросил лыжи и нагнулся.

 – Позвоночник,  и ног как будто нет…  – Скорее догадался, чем услышал Жданов.

Отстегнув   обломки лыж, Коля взял меня под мышки и потащил вниз.

Увидев нас снизу, курсанты бросились на помощь. Резко подхватили.

 – Осторожно, я наверно что-то внутри сломал…   Дайте передохнуть… – я  еле выдавливал слова. –  Не получилось сделать просеку…

 – Ты еще шутишь. Сам сможешь подняться? Гришков глянул в глаза.

 – Навряд ли сейчас.  Ребята,  я  что-то  быстро замерзаю…  Душа вон, что ли…

  Жданов и Гоша стали раздеваться и натягивать на меня одежду.

 – Ребята, вы что? На улице такой минус …

 -Ты полежи пока на снегу, а мы сбегаем за какой-нибудь машиной в Огурцово. Быстро бежать – не будет холодно.

  Оставшись только  в  трико, старшина рванул с Добровольским в деревню. Время тянулось долго.  Было время подумать. Я пытался повернуться, чтобы уменьшилась хоть немного боль. Мысль «вылететь» теперь наверняка из училища, назойливо крутилась в голове. Никак не мог представить себя ни в другом амплуа, ни тем более калекой. Я настойчиво старался не упускать цепь рассуждений, боясь от боли потерять сознание.

  Грузовик «ЗИЛ-130», с друзьями появился через час. Трясясь на кочках, он выбивал последние силы из беспомощного тела. Скрепя зубами,  руками пытался  держать вертикальное положение.

  Потом была районная больница, где отлежался две недели. Где не удосужились сделать  почему-то рентген. Знакомая душка из медучилища,  познакомившаяся со мной неделю назад, сейчас пыталась дрожащей рукой  ввести катетер в мочевой пузырь. Член выскакивал. Она залилась краской.

 – Давай дочка, я тебе сейчас покажу, как член надо держать! – Руководительница взяла «все» в свои руки. Девчата захихикали.  Было плохо, но ощущение стыда, лежать раздетым перед молоденькими практикантками, не проходило потом долго. Жизнь  в коляске не оставляла выбора на будущее. Связать себя навечно с кроватью, и читать жалость  в глазах окружающих, было невыносимо.  Павел  Корчагин не впечатлял. Так и появилась мысль о суициде.

  Спокойно наметил срок. С каждым днем не становилось страшней. Наоборот, ощущение бесполезности придавало уверенность. Оставалось два дня.

  Отмучившись кое-как очередную ночь, я  вдруг обнаружил пальцы на ноге. Я мог ими шевелить! Теперь, уже можно было как-то бороться! Схватившись за спинку кровати, попытался напрячь пресс. Ноги лежали беспомощными сосисками. Но в них  появилась чувствительность на боль!

  Еще через три дня, опираясь на санитарку,  задыхаясь от боли,  смог сходить в туалет.

Друзья принесли спортивную одежду. По ночам, цепляясь за  стены  и заборы улицы,  начал тренировки, договорившись с дежурной сестрой.   Но почему-то не хватало воздуха. Малиновые круги возникали при малейшем ускорении.  Боли отступали, но в груди что-то мешало дышать.  Боясь большого шума,  на следующий день,  сделав  вид случайного  пациента  в больнице, пошел к Главврачу:

 – Доктор, вы можете выписать меня в медсанчасть училища?

 – Что, летчик выздоровел?

 – Да, я там уж долечусь. Не хочется пропускать занятия. – В душе я тешил себя надеждой, что это был просто сильный ушиб.

 -Точно?

 – Я больше боюсь теперь, что теперь меня отчислят по неуспеваемости.

 – Иди к дежурной сестре за вещами и больше к нам не попадай…

   Через день вышел из отпуска начальник медсанчасти училища подполковник  Ливерц.

Узнав о происшествии, он немедленно вызвал меня с занятий.

 – Как самочувствие?

 – Нормально.

 – Рентгеновский снимок покажи.

 – Мне его не делали…

 – Как?!

  Это было для него шоком.

 – Немедленно с медсестрой в больницу!

  Рентген показал, что левое легкое не работало. Плевра была заполнена кровью.

   На улице бушевала вьюга. Самолет военного госпиталя из Харькова прилететь не мог. Через четыре часа, добравшись  на вездеходе, бригада врачей приступила к обследованию. Сидя на операционном столе, я обернулся. От увиденного стало дурно. Из толстенной иглы вытекала застоявшаяся кровь, и  как показалось, даже зеленоватого оттенка. Но стало легче дышать. Врач давал указания:

 – Немедленно нужно ввести  антибиотик. Поставить капельницу с кровью. А тебе, друг наш дорогой, – он обратился ко мне,- полная неподвижность. У тебя там разрыв плевры, и кровь хлыщет вовнутрь. Поедешь с нами в госпиталь. Еще бы немного, и наша помощь не понадобилась бы. Скажи спасибо Ливерцу, что он вовремя вышел из отдыха,  и судьбе.

   Реанимация в госпитале впечатляла. Лежишь среди полупокойников.  Народ попадал туда разный.  Мой сосед всю ночь просил пить. Наконец наступило утро.

   Главврач  с медсестрой подошел к соседу по койке.

 – Как самочувствие, капитан?

 – Так себе…

 – Ну, разве ж можно при язве чистый спирт закусывать только огурцами?

 –  Ничего больше не было…

 –  Да, впрочем, может,  это и спасло тебя от заражения. Когда разрезали, –  твои кишки плавали в  чистейшем ректификате  с солеными огурцами. Хоть снова пей и закусывай. Теперь  будешь кушать через капельницу.

 – Ну а с тобой, что будем делать летчик? –  Повернувшись, он обратился ко мне. Есть два варианта: Разрезать грудь и ребра чтобы зашить твою дырку, – это будет быстро, но плохо – летать не будешь точно, или колоть тебя хлористым кальцием, давать его пить,  испортить этой горькой гадостью желудок и печень,  полная двухнедельная неподвижность, но есть шанс…

 – Второе. Конечно.

 – Неужели так хочется летать?

 – Да.

 – Галя, – он обратился к сопровождающей медсестре,- вот этого жениха под особый контроль. Может быть что-то и получится, слишком уж упертый. 

  Лежать в одной позе оказалось тяжелее, чем разгружать вагоны с арбузами. Тело ныло и чесалось. Пока Галя  напротив смазывала и массажировала пролежни капитану, я нетерпеливо, как спасение,   ждал своей очереди. Взгляд скользнул по ее ногам, приподнятой юбке. Такой кожи я никогда не видел. Она была белой и невероятно нежно бархатной.  Рука невольно потянулась проверить это чудо. Капитан заметил движение  и,  смеясь, выдал:

 – До смерти два шага, а все о том же.

  Я  одернул руку, поймав себя на мысли, что с удовольствием  нежно обнял бы ее всю, прямо сейчас. Возникшее желание рассмешило.  – И это ж в моем то положении?  – Значит,  жить буду точно. А за «летать» поборемся.

  В общую солдатскую палату на 20 человек, перевели уже через неделю. Люд там был разношерстный. В основном с типичными армейскими болячками: Аппендицитами, грыжами и переломами.

Абашидзе был старше всех. Выглядел он еще внушительнее своих ровесников в 27 лет, как выходец из Кавказа. Его взяли в армию в последний призывной год. Не вовремя  спустился с гор в магазин за хлебом. – Как он сам объяснял всем. – И попался. С чем он лежал было не понятно. Не жаловался. Был неплохим психологом, а юмор его был близок к сарказму. Вычислить «придурка» для него было  плевым делом.  Бегающий взгляд, походка, руки и вихорок на затылке, выдавали очередную жертву розыгрыша.  Он вставал и незаметно удалялся из палаты. Остальные в ожидании «действа», зажимали зубами подушки. Минут через десять,  в палату заходил «доктор», в одолженных у медсестер халате, шапочке и эндоскопом на шее. Больничные тапочки и штаны  придавали «доктору» свойский вид и не вызывали подозрений…

   – Так! Кто сэйчас новэнькый поступыл в палату?!

  – Я, – доносилось с одной из коек.

  – Вставай дорогой, выхады на серэдыну. Будэм  правадыть абследованые на прэдмет дыагноза врождэныя. Падхады паблыже. Нэ бойся.  Пасматры мнэ в глаза. Вытяны рукы впэред. Закрой глаза. Папады лэвым указатэлным пальцэм  сэбэ в нос. А тэпэр правой.  Маладэц. Тэпэр смотры на мой рука.

  Он делал несколько круговых движений кистью руки в разные стороны, затем  ударял ладонью солдата  по лбу.  У жертвы начинался гипнотический шок.

 – Маладэц, тэпэр раздэвайся. Снымай калсоны.

  «Доктор» брал эндоскоп и начинал «прослушивать» сердце и легкие.

 – Дыши глубже, задэржи дыханые. Развэды рукы в сторону.  Дыши. Закрой глаза. Карашо. Очэнь карашо. Вазмы члэн в лэвую руку, залупы головку правой рукой и павэрнысь на 360 градусов… Сматры мнэ в глаза дарагой!

  Народ  прокусывал подушки, и извивался от невозможности смеяться.

 – Маладэц. Тэпэр дэржи члэн лэвой рукой и падыми правую ногу…  Карашо. Тэпер лэвую…  Павыше… Карашо. Становысь на чэтвэрэнькы, лошадкой. Сдэлай два шага вправо…  А тэпер влэво…  Впэрод, назад… У тэба очень карошый физический подготовка. Тэпэр упрысь головой в пол и раздвынь рукамы ягодицы.

    Кровати уже тряслись  и ломались. Поза впечатляла. От уговора не смеяться, стоял сплошной стон и плач.

  Медсестры тоже не отличались особым  тактом и тихо *уписывались*  за дверью, подглядывая в специально оставленную щель.

 – Вставай, золотой… Сматры мнэ в глаза! Здэсь балыт?..  А здэсь?

  «Доктор» тыкал в тело тестируемого пальцем. Болячки были прогнозируемыми. В какой-то момент от боли жертва ойкала.

  Ну, что дарагой, нычэго серъезного. Будэм дэлать трэпанаций чэрэп. Всэ болячки от мозгов. Нэ бойся. Опэраций нэ сложный. Нужно только в чэрэп просвэрлыть маленькый дырочка и подкачать нэмного кров ызвылин, чтобы твой апэндикс нэ загнывал. Вай почэму ты такой блэдный? У нас  всэ очэн хороший  врач. И дрэл есть хороший и молоток и свэрло.  Он выдыш в углу лэжыт солдат с бынтом на головэ? – Он показал на  бойца, своего больничного друга, которому лафетом орудия в части разбило голову. От смеха башка того «трещала», и он вытирал полотенцем катившиеся ручьем слезы. – Скажы дарагой, развэ тэбэ болно было, когда тэбэ мозги чистили? Пачэму плачешь?

  –  Нет, не больно, я плачу  после  наркоза.

  – Вот выдыш, нычэго страшно, гатовся к опэрацыи, аналызы сдавай поболше, особэнно бэрэгы кал. Мы ещё жыли тэбэ на лыце подтянем, чтобы ты был очэн красывый. Бэсплатно… Лажысь дарагой. Нэ волнуйся…

  Абашидзе важно выходил из палаты, закрывал за собой плотно дверь, и только там раздавался душащий  его хохот. Шутки его повторялись редко. В палате и среди младшего медперсонала с нетерпением ждали очередной импровизации, как приезда знаменитого комика. Но…, в палате были и такие, которые  не смеялись…  Они всем изрядно надоели обсуждением своих болячек и проблем.

  Через месяц состоялась выписка на отдых перед заключением летной экспертизы.

Руки от капельниц  были как у законченного наркомана, мягкое место напоминало подушку, простроченную вдоль и поперек швейными машинками. Мышцы от неподвижности атрофировались. В левом легком были «спайки», но надежда уже не угасала. Попав в госпиталь,  ни о чем не подозревающий отец, увидев «живой» труп сказал: «С училищем наверно все. Отлетался.  Поехали домой, к деду на молоко и мед.  Отслужишь армию, поступишь опять в институт». Глаза его стали влажными. «Видно не судьба.…»  Но взаимопонимания не получилось. – «Я буду летать, еду в училище»!

  Знакомство с Галей не состоялось. При первом контакте один на один в ординаторской, протянув плитку «Гвардейского» шоколада, я начал:

 – Дорогая Галя, наблюдая за вами, когда вы массировали пролежни капитану, я понял, что буду не только жить, но и летать.

 – Да, оказывается,  ты под халат заглядывал!

 – Ты же знаешь, мне нельзя было шевелиться…

 – Мог бы, и закрыть глаза.

 – Ну, тогда бы умер.

  Она слегка покраснела и вышла и комнаты. 

   Через пару дней написав ей стихи к 8 марта, я оставил открытку в сестринской на столе. Так как Гали было две, списал с графика дежурств ее фамилию. Расплата за невнимательность не заставила себя долго ждать. Из ординаторской раздался смех и через минуту она, забежав к нам в палату, бросила мое сочинение на кровать:

  – Моя фамилия Врюкало а не Хрюкало! Читать научись, вначале, двоечник! Теперь смех раздался уже в нашей палате.

 В этот день мои злоключения не кончились. Будучи под впечатлением произошедшего, задумался и  проигрался однопалатникам в домино. А играли при этом в 125. Наказание  мне  придумали очень простое, но с дальним прицелом: залезть под стол и 125 раз крикнуть * Сестра!*.  После первого десятка появилась первая сестра. Она уложила меня на кровать и посоветовала звать ее другим способом. Еще через десяток выкриков сбежался посмотреть на сумасшедшего  весь младший медперсонал этажа. Кто-то посоветовал меня уколоть  снотворным или слабительным, чтобы я кричал в туалете, но в кровать все-таки заставили лечь. Но осталось еще 105 раз. А долг ведь, известно, дело святое. Пришлось лезть под стол снова. Теперь уже всю делегацию возглавил дежурный врач госпиталя. Увидев домино, он тут же все понял и улыбнулся.

 – Ладно, кричи, придурок, сколько тебе еще там осталось, пока  здесь я а не психотерапевт. –  Теперь смеялись уже так, что когда я продолжил экзекуцию, мне  никто и не считал остаток. Довольными остались все, особенно, наверное, Галя…

  За два месяца однокашники сильно ушли вперед. Вопрос о «красном» дипломе уже не стоял. Нужно было бегать до изнеможения, дуть в камеру от  мяча, чтобы  распрямить спайки лёгких. Преподаватели относились со снисходительностью. По пропущенным полностью предметам ставили за глаза в основном «3». Никто не питал большой надежды на мое летное будущее, кроме меня самого.

   Через 34 дня в холодном зале экспертной комиссии госпиталя, меня била дрожь.   И я не мог понять от чего же больше. Чем дольше врачи рассматривали мои многочисленные рентгеновские снимки, тем сильнее у меня начинали подкашиваться ноги.  Опять судьба висела  буквально на волоске. Наконец Председатель комиссии, главврач, встал, еще раз посмотрел последний   снимок через просвет окна, и произнес:

  – Невероятно, но спаек нет. По 2-5 пятой графе, годен к летной работе  без ограничений. Поздравляю! Береги здоровье. Желаю летного долголетия и счастья!

  Он крепко пожал руку, улыбнулся и добавил: – Добился все-таки своего, а я ведь и сам то не очень верил. Боец!

Я зашел попрощаться в свою бывшую палату, в общем-то, не ожидая увидеть там хоть  кого-то из бывших знакомых. Но! Там были те двое…, кто не смеялся…

Первым человеком, которого я встретил  в училище на проходной,  была наша «Мама» – Наталья Михайловна, жена начальника училища. Она пригласила  в Учебный отдел.

  – Киян, – она старалась говорить как можно  мягче и доброжелательней.

  Если тебя просто отчислить из училища по болезни, ты потеряешь 2 года института, 3 года училища да еще пойдешь на два-три года служить  в армию. Я посоветовалась с мужем. Он договорился с ЦК ДОСААФ и начальником Калужского технического училища. Тебе засчитают наши дисциплины, немного досдашь и получишь диплом техника…

   Чем дольше она говорила, тем больше я расплывался в улыбке.

 – Почему ты смеешься?!

 – Дорогая Наталья Михайловна, большое Вам спасибо, но   я годен к полетам без ограничений!..

PS: Напоследок рассказа замечу, в госпитале кто больше всех смеялся и понимал юмор быстро выздоровели. Но были двое, которые не смеялись и они остались долечиваться, что то у них там что то не восстанавливалось.

2. Дурацкий розыгрыш

Михаил Киян

  Новогодний  резерв  явно  не приносил радости.  Уткнувшись в телевизор,  экипаж  не выражал особого восторга от коллективного  просмотра «Новогоднего Огонька».  Каждый мысленно был  со своими.  Столовские девчата профилактория  начинали  уже  греметь стаканами и бутылками готовясь, провожать  старый  Новый год. Это «радовало»  еще больше.  Мои родители  ушли  к родственникам, а сестра решила устроить дома девичник.  Можно было попасть к  «шапочному» разбору только к девяти утра, после смены резерва.

  – Киян  к телефону! – Позвала дежурная.  «Ну вот, еще и лететь куда-то придется»,  недовольно подумал я, беря  трубку.  Вспомнил, как однажды уже  встречал  Новый год в  воздухе.

Тогда  в  сонном  гуле винтов Ан-24го,  в полночь из пассажирского салона раздался  такой грохот, и крик «Ура!»,  что дремавший  бортинженер, вскочив с кресла,  чуть не разбил   себе  голову о верхнюю приборную доску.

Шампанское  лилось в салоне рекой.  Все 20  человек братались и поздравлялись.  Каждый  считал еще и за честь угостить экипаж.  Пришлось предложить  всем,  исходя из их же безопасности, по стакану слить вино для экипажа в ведро  из подо  льда,  или подождать нас за проходной. Тогда,  правда,  неплохо посидели в привокзальном кафе.

  – Киян, –  услышал  я  голос диспетчера, списанного по здоровью  военного летчика, – все подчеркнулись в наряде. Вряд ли что-то случиться неординарное. Заявок на  допрейс нет.  Езжайте домой.  На  такси еще успеете. С наступающим Новым Годом!

  – Спасибо,  Вас тоже. Здоровья, счастья и удачи!

  Настроение сразу подскочило. Обрадовав экипаж, я поймал такси и  рванул домой, в надежде провести новогоднюю ночь если не с друзьями, то хоть с подругами сестры. Уже представил, как рады будут и они, столь  неожиданному явлению.

  Лифт не работал. Подымаясь на третий этаж,  невольно «ощутил»  праздник.  Повсюду были разбросаны гирлянды, конфетти и, конечно, бутылки.

 Не стал нажимать на кнопку звонка.  Открыл дверь своим  ключом. Все должно быть Новогодним сюрпризом. В дальней комнате раздавался  громкий  смех и звон бокалов.  Раздевшись, пошел  быстро в ванную. Вдруг  смех  прекратился. Стало слышно, как за стеной соседи провожают Старый Год. Я остановился и глянул в приоткрытую дверь. На столе лежал большой круглый лист  ватмана,  расписанный буквами.  Посередине горела свеча. Держа руки над тарелкой, четыре девицы  внимательно  смотрели на огонь. Часы показывали без  пяти минут двенадцать. Они  начали неуверенно:

 – Вызываем дух Иосифа Виссарионовича Сталина…

  Второй раз прозвучало настойчивее…

 – Вызываем дух Иосифа Виссарионовича Сталина…

  Идея подшутить родилась мгновенно. После третьей уже требовательной коллективной просьбы,  я сложил руки рупором  и загробным голосом  произнес:

  – Иду…- И, в ту же секунду  пожалел…

   А-А-А!!! – Дикими звериными голосами заорали трое из них. Продолжая кричать, сестра с растопыренными пальцами и выпученными глазами  вскочила со стула.

Раздался звон стекла серванта, разбитого откинутой головой  сидевшей рядом, подруги. Вторая  упала вместе со стулом. Третья сжалась в комок  и  со смертельной  бледностью ухватилась пальцами за край стола.  Прически   стали одинаковыми, –  волосы у всех стояли «дыбом». Ударили Куранты. Наступил Новый,  1985 год.   В ванную пошел я не …,  первым.

3. Стюардесса

Михаил Киян

-(Фото из интернета)

  Здравствуйте, товарищ командир!

– Здравствуйте! А вы что, наш новый бортпроводник? Я оторвался от документов и окинул взглядом новую  стюардессу. Все было *при ней*.  И  было видно, что она это прекрасно понимала.  На меня смотрели красивые карие глаза. Такие, сразу подымают настроение.

– А что такое? – На ее лице появилась,  еле заметная  ухмылка.

  Ответ сразу испортил первое впечатление.  Я невольно скривился.  Придется поработать, чтобы  немного пообтесать. Хорошо бы если в этой *модели* еще   оказались  и мозги.   Но, видно через зеркало часть их уже улетучилась.

– Да нет, особо ничего. Вылет по расписанию. Ожидаются VIP пассажир и какие-то артисты. Идите, принимайте самолет на 26 стоянке. Действия в особых случаях полета знаете?

– Конечно!

– Тогда я Вас не задерживаю.

  Со вторым пилотом мы начали готовиться к полету.  До Быково было почти два часа лету.  Своими особенностями Московская воздушная зона,  конечно, *напрягала*.  Нужно было вспомнить все возможные процедуры, и мы углубились в книжки. Но состоявшееся знакомство оставило неприятный осадок. Черт возьми, даже не сказала, как  её зовут!

 Погода в Киеве *звенела*, и мы, пешочком, через пять минут добрались до самолета. Отдел перевозок уже был тут как тут.

 – Товарищ командир, а когда можно вести депутата и музыкантов?

 – Сейчас приму самолет от техников, получу добро от проводницы – и вперед…-  еще есть время, не гоните лошадей.

 Обходя аппарат для летания, и разговаривая с наземным составом, вспомнил насмешливые глаза, и понял, что меня слегка *задело*.   Встречая на трапе, девушка демонстративно приложила руку к голове: – Товарищ командир, самолет к полету готов!

 –  И как же тебя, красавица, все-таки зовут?

 – А зовут меня с детства Светой. – Ирония чувствовалась в каждом слове.

 – Ну что, Света, тогда готовься, будем работать. –  Я ответил ей в тон, но подвоха она не почувствовала.

 – Всегда готова!

 – Миша, ну и как тебе наша новая пассия на сегодня? Бортмеханик  встретил меня вопросом в кабине.

 – А тебе как? Ты лучше не забудь теперь  где-нибудь пассатижи в  управлении среди качалок, и подтяни нижнюю губу, а то она на нее своим каблучком так и наступит. Еще не начали работать, а экипаж уже морально полностью разложен и подавлен девицей  20-ти  лет. Володя,- я повернулся ко второму,- ты что, тоже к полету не готов? Вызвать резерв? Иль соберемся?  Кто-нибудь  сегодня хоть в состоянии читать карту контрольной проверки?

 – Да, командир, красота это сила…

 – Посмотрим…

 – Товарищ командир, Вам что-нибудь принести? – появилась в дверном проеме стюардесса.

 – Отлейте из депутатского кофейника пол стакана жидкости и положите туда один сахар. Я произнес это не обернувшись.  Света растворилась, а публика все еще смотрела на ореол в закрывшийся проем.

 –  Джентльмены,  а вы что так вывернулись, к вам вроде, как и не  обращались? 

 –  Ну, хоть посмотреть….

 Горячий кофе держать было неудобно.  Девица не проложила между бумажными стаканами салфетку, и он жег пальцы. Черт! Перехватывая в очередной раз полный стакан и карты, я плеснул жидкость на галстук.  А без него в Быково не походишь, да и бомж в  командирской фуражке  как-то не смотрелся. Я нажал на кнопку вызова бортпроводника.

 – Светлана, – я обратился к ней, улыбаясь, и без особого нажима,  – Вы принесли полный стакан, плюс не проложили салфетку. Вас должны были научить в службе бортпроводников, что команды командира выполнять нужно точно, и  как подавать горячие напитки.  Теперь аккуратно, пожалуйста, застирайте мой галстук.

 – Простите, но меня там не учили  стирать нижнее командирское белье!

 –  Да…,  Хорошо, тогда принесите бутылку воды, мыло и салфетки.

  Реакция на просьбу  задела  за живое уже не только меня.

   Дверь закрылась.  Бортмеханик не выдержал.

  – Вот  попадется же кому-то такая…,  стерва.

  – Так как будем грузить багаж? – Сидящий справа Володя, вернул нас к полету.

   – Да как обычно. Задолбали уже своими диссертациями по поводу задней центровки и экономии топлива!

  – Лучше бы они посчитали, во сколько обошелся ремонт самолетов, которые они посадили на *хвосты*, этими своими расчетами. – Продолжил уже мою тему бортмеханик. Ну что, читаем карту?

  – Давай….

 Все уже шло по наезженной колее. Привели пассажиров.  Важных и не очень.

Подписав оставшиеся бумаги, я включил *МЕТЕО*.

 – Товарищ командир, дайте мне информацию о полете… – В дверях опять нарисовалась супермодель. – Но никто уже не обернулся.

 – Время полета: один час пятьдесят минут, высота 4800метров.

 – Какие населенные пункты будем пролетать?

 – Брянск, Магадан, Петропавловск-Камчатский….   Не забудьте сами пристегнуться на взлете и закройте к нам дверь. Условный сигнал открытия двери: стук снизу и, – начальные строчки из песни *Я люблю, тебя жизнь…*

 Бортмеханик и второй удивленно уставились в мою сторону. Я зло посмотрел им в глаза, и они отвернулись, чтобы не рассмеяться.

 – Володя, запрашивай запуск.

 – Миша, а можно я чуть приоткрою дверь в салон? Бортмеханик  жалобно посмотрел в мою сторону. – Концерт-то не окончен…

 – Ладно, наслаждайся…

  Уважаемые пассажиры,- раздалось оттуда,- расчетное время полета один час пятьдесят минут, высота полета 4800 метров. По маршруту мы будем пролетать, Брянск, Магадан, Петропавловск-Камчатский…

Закончить она не успела.  В салоне раздался такой хохот, что не стало слышно рева запускаемых двигателей.

 – Ну а теперь, быстро закрой дверь на замок. Разъяренной кошки нам в кабине не нужно.

 – Интересно,  а если бы  ты сказал еще и через Гондурас…

  Попадание было 100 процентным. А тут еще и VIP персона….  Через минуту Светлана билась в истерике   перед кабиной, требуя открыть дверь. Но стук был явно не условным, а крик ничем не напоминал мелодию известной песни, поэтому, естественно,  никто дверь и не открыл…     Я корректно извинился перед пассажирами, отпустил тормоза, и мы *поехали*….

  – Ну что, сегодня без обеда? – Отстегнувшись от кресла на эшелоне, бортмеханик, улыбаясь, взялся за бутылку с водой. – Или плюнет, или подсыплет яду.

 – Тебе положено выйти в салон, и проверить все ли там *крутится*. Так что давай, принимай удар первым. Заодно что-нибудь  и прихватишь. Нажалуйся побольше  ей на меня, узурпатора, может быть, и чем-то одарит еще. Но не *тресни* все  по дороге  назад в кабину.

 Крепкая фигура бортмеханика растворилась в дверном проёме.

 Есть хотелось всем. Проходили минуты, но Христос с хлебом не появлялся.  Мы со вторым переглянулись

 – Наверно, пал смертью храбрых… – я понял его взгляд.

 – Да нет. Гад, наверно, жрет вместе с ней  все до последней крошки. – Я его сразу раскусил. Надо было командир, послать меня.

 – Да нет, ты что? Отравился бы, и корчился в предсмертных судорогах. Так что тебе очень повезло.

 Прошло минут двадцать. Но *ломастера* не было.  Я начал волноваться. Прошли Брянск. Скоро снижаться. Что случилось? Вдруг раздался  условный  стук.

 – Володя, открой! – Я обернулся и чуть было не поперхнулся водой. – В двери стояла  Света с подносом в руках, а за ней хитро улыбался  наш *мастеровой*.

 – Михаил Иванович,  Володя, приятного аппетита. Извините за задержку. Девушка улыбнулась. Разрешите идти?

 – Идите…

 Мы разобрали еду.

 – Сергей, что случилось? Такие вдруг перемены.  Ну, ты просто  Мессинг.

 – Да так, пришлось немного поработать гипнотизером, правда, рукой.

  Мы повернулись к нему:

 – Ну, и….

 – Выхожу в салон. Проводницы нет. Захожу за шторку. А там главный артист, пьяный, зажал нашей девушке рот рукой, а вторую засунул под нижнее белье. Я ему:

 – Слушай, друг, этот сервис вроде как в стоимость билета  не входит,  девушка на работе, и  явно, как мне кажется, против.  Иди-ка, сядь лучше на свое место. Ответ этого бугая  мне  что-то не очень понравился:        

 – Слушай, ты, водило, пропади  как можно быстрее   в свою кабину, рули там, и не высовывайся, пока цел.

 Ну что мне оставалось делать? Решил я его тоже пощупать, пока его руки заняты. Держу  за причинное место, и действую как Мессинг – смотрю прямо в глаза.  И, удивительно, – человек  сразу трезвеет и умнеет. Через секунду девушку отпустил, через  минуту он стал вообще очень ласковым. Голос стал таким тихим, бархатным. Появилось непреодолимое желание просить прощение у всех подряд. Даже стал как-то ниже ростом, – коленки согнулись.

 Мы рассмеялись.

 – Слушай, а это что за пирожки в ланчбоксе?

 – А это ей мама дала на работу. Очень, кстати, вкусные.  Я не выдержал, и один уже приговорил. Супер! С маком, орехами и изюмом. Теща будет нормальная.

 – Сергей, а этот тенор, не стал теперь кенаром? Ты его там  не передержал?

 – Не знаю, но руку пришлось мыть, – уписался.

 – 46814 снижайтесь, 3600….

 Покрутившись  по Московскому воздушному пространству, мы, наконец, через тридцать минут остановились на  7 стоянке.

 Дверь открылась.

 – Товарищ командир, извините, давайте я застираю Ваш галстук…..

   Это было интересное  время.  90-ые… Зарплата исчислялась миллионами  купонов.  Иногда  ее выделяли натурой. Колбасой, яйцами,  тушенкой и даже водкой, которая до дома, естественно, не доставлялась. После рейсов она использовалась на «растирание  и  согревание».  Некоторые  шустрые частные  компании умудрялись включать водку даже  в рацион питания экипажей. За 30 паршивых американских долларов  можно было  спокойно просуществовать всей семьей  из четырех человек в течении месяца.  Вовсю шла «Перестройка».  Доллар был в цене.  

     

4. Божья кара 

Михаил Киян

   (Фото из интернета)

Рейс на Стамбул готовился всем экипажем. Кто-то брал хлеб и вареную картошку, кто-то лук, чеснок и другое, но а самое главное было конечно сало, которое и должно было сэкономить те несчастные  30 зеленых в сутки в пользу семьи.  Женя, второй пилот, был признанным специалистом по продукту украинской национальной гордости. Ему и отводилась основная задача. – Добыть на три дня, на пять человек,  4 килограмма отменного «диетического продукта». 

    Перелет проходил спокойно. Вернувшийся из салона после осмотра воздушного судна бортмеханик, улыбаясь, тронул меня за плечо:

  – Миша сходи в туалет.

    По его блестящим глазам уже можно было догадаться, что рассказывать – это не значит увидеть. 

   – Что,  слишком уж надо?

   – Сходи, прогуляйся…

   Салон был разделен на две части. Эконом, впереди, в районе вращения винтов, и так называемый «бизнес» в хвосте, где стояли вдоль бортов два дивана со столиками. Эконом класс, забитый «челночниками», т.е. торгашами,  мирно дремал или обсуждал за стаканами будущие покупки. Пройдя первую часть, я толкнул дверь, из-за которой раздавалась зажигательная «ламбада». И опешил:  в накуренном до видимости протянутой руки салоне, пять абсолютно голых девиц извивались под ритм музыки. Поперхнувшись дымом, закашлялся.

  – Командир, кого желаешь? – нагло спросила ближайшая хорошо подвыпившая блондинка.

  – Да я еще свои суточные не получил. –  отшутился, – а в долг не привык.

  – А капитану бесплатно, да девочки?!

  – А как же любовь?

  – Придумали там всякую ерунду! Да Гена? – она обратилась к сидящему рядом бугаю.

  – Пропустите командира в туалет! – Гаркнул на них мордоворот.

     Однако приказ имел только частичное воздействие. Каждая старалась специально потереться грудью или задом о проходящего капитана.  Стройные тела источали запах дешевых духов и явно несвежего пота. В красивых лицах читался такой дикий разврат, от которого меня  брезгливо передернуло. Стараясь увернуться,  проследовал в туалет. Вымыв руки с мылом,   набрал мокрых салфеток, на случай, если кого-то опять придется взять, отодвигая за грудь или тело. Я ничего не сказал, а только улыбнулся и покачал головой  выходя молоденькой  бортпроводнице,  забившейся от страха в задний багажник.  Время  было  бандитское…

   – Ну, ты меня и подставил, – вернувшись в кабину, ответил я, глядя на  вопросительно-улыбающуюся физиономию бортмеханика. – Как будто побывал на стриптизе в кожно-венерологическом диспансере. Да еще и обтерся там о каждую шлюху стоящую  в очереди.  Рубашку придется стирать…  провонялась.

    На земле долго стоять не пришлось.  Предприимчивые турки уже давно научились считать деньги.  Автобус ждал у выхода. Время было позднее, пробок было не избежать. 

   Так оно и случилось. Через несколько километров  встали.

  – Командир! Смотри!  – я повернул голову и увидел двух турок, кричащих и ожесточенно размахивающих руками  возле своих разбитых машин. Вокруг уже начали скапливаться зрители. Из-за поворота показался полицейский. Его крупная фигура  с достоинством несла  форму повелителя и судьи уличных событий. Он шел не спеша, уверенно, и, по всей видимости, с готовым разрешением возникшей проблемы. Толпа расступилась. Ни говоря, ни слова, он дубинкой два раза огрел обоих, чем мгновенно успокоил горячие головы, и видимо объяснил, кто здесь будет принимать окончательное решение.  Властелин  произнес не более трех слов, после чего все участники инцидента и зрители вскочили в машины и стали быстро разъезжаться.  

   16-ти этажный отель, когда-то тоже, наверное, был новым. Через засаленные  диваны и стулья проглядывалась их былая роскошь.

Ржавый унитаз и  неработающий холодильник в номере дополняли общую картину.

  – Командир, что будем делать с салом? – Женя стоял с четырех – килограммовым кульком возле мертвого холодильного   агрегата.

  – Накинь на ручку форточки и выставь на улицу.  Там сейчас где-то около нуля.  Для сала будет нормально. 

   – Позвонив утром остальным членам экипажа,  чтобы собраться в холе через час, стали бриться.

   – Черт! –  вдруг  ругнулся второй пилот.

   Я резко повернулся на звук и увидел мелькнувшего в проеме окна огромного баклана.  Пакета не было! Мы кинулись к окну.  Открыв створки,  внизу увидели лежавшего навзничь чистильщика сапог и рядом с ним свой завтрак, обед и ужин на три дня…   

  – Закрываем окна! Быстрее, пока нас никто не засек. 

  – А что?- Удивленно спросил Евгений.

  – Ты представляешь, что будет, если мы его убили? Сало то летело с 16-го этажа с ускорением  9.8 метра в секунду!   4 килограмма с 50-ти метровой высоты!  Убить мусульманина салом!!! Вот божья кара! Не похоронят наверно даже на кладбище….   И отрекутся все родственники….

  Спустившись через некоторое время вниз, экипаж увидел машину Скорой  помощи. К счастью, у правоверного оказалось сломано только плечо.  Что-то, крича,  аборигены пинали со всей силы наш кулек. Слово Аллах присутствовало через раз. Толи они его благодарили за жизнь соплеменника, толи  спрашивали,  зачем на турка снизошла такая  страшная  кара.

  – Слушай, командир, – предложил бортмеханик – давай тоже поучаствуем в футболе. Попинаем тихонько сало за угол и  там заберем.  Это же наша валюта!

   – Уж быстро догадаются,  будут потом пинать нас самих. Подумают ещё, бросили специально. – Хотя в душе  мне, конечно, такая идея очень понравилась.  И добавил: – Эх, пропали наши суточные…!

5. Гадёныш

Михаил Киян

(Фото из интернета)

Харьковский Авиационный институт был не только инженерным ВУЗом.  Это было кузница кадров для КБ О.К. Антонова. Здесь были собраны лучшие новости и технологии со всего мира по строительству, производству и эксплуатации, как летательных аппаратов, так и ракет. Сюда не только было трудно поступить, но и удержаться до конца обучения. Скидок не было ни для кого, но для студентов было всё: не только отличные лаборатории, стенды, конструкторские бюро, но и всевозможные спортивные  секции и кружки. Выпускники этого заведения были нарасхват среди предприятий не только авиационной промышленности.

И вот я в Харькове.  Меня поселили в 7-ой общаге в комнате на 4 человека, таких же, как и я абитуриентов. Один был из Таганрога, второй из Баку, а третий, самый умный,- из Кисловодска.  Да, самый умный. Он решал часть задач, не дочитав их до конца. Это было. Как была и одна его гадкая черта, которая *достала* нас всех. Он унижал нас постоянно до  уровня  дома инвалидов больных на голову. Объясняя нам решение какого-либо примера, он никогда не забывал нам напомнить в разной форме, что это задача  3го класса, и с такими как у нас знаниями нам нечего делать в знаменитом институте. И что экзамены мы будем сдавать как минимум на балы ниже, чем он.   Звали его Вадик.

 Приехал он с двумя огромными чемоданами, в которых было всё для автономной жизни на необитаемом острове в течении полугода.  Делиться съестным содержимым он не торопился, ссылаясь на особое меню для проблемного желудка. Однако не отказывался от общей яичницы с докторской колбасой.  При этом Вадик, кроме отправки писем домой, почти ежедневно бегал на переговорный пункт, и, как оказалось, докладывал маме, где был, что делал, что съел и даже с какими дебилами приходится жить в одной комнате. Учитывая, что на переговоры иногда попадали и мы, а кабинки были далеки от герметичности, то подробности его общения с любимой мамочкой ни для кого из нас не были секретом.  Через две недели наших взаимоотношений, он чувствовал себя в коллективе нашей комнаты чужим среди умственно отсталых человекоподобных, а мы лишь одарёнными талантами в этой жизни  зарабатывать на пропитание  швабрами и вениками.

И вот начались экзамены. Времени на поиски решений в задачках самостоятельно не было совсем, и мы, загнав своё самолюбие в пятую точку, испытывая дикие душевные муки, через *не хочу* обращались за помощью  к *всемирному гению*.  Вадик этим же открыто  наслаждался и уже нагло пользовался нашими нехитрыми приготовлениями на кухне, или съестными запасами из общего холодильника, как естественной платой за нашу природную тупость, о чём  разглагольствовал уже не стесняясь….   И за это получил от нас за глаза прозвище *гадёныш*….

Понемногу мы тоже портили ему жизнь, но относительно безобидно. Это касалось ночи. Накануне на матрасе под простынёй зигзагами ложилась суровая нитка, а после выключения света рассказывались страшные истории про ядовитых пауков или заражённых страшной болезнью клопов, которых в общаге хватало. Далее всего лишь нужно было дождаться посапывания Вадика. И тут кто-то из нас начинал тянуть нитку. Остальные мстительно наслаждались воображениями и состоянием жертвы. Ощущая какое-то движение на спине или боку, она рисовала себе страшные картины мучений и гибели. Пытаясь как-то смахнуть ядовитую мразь, жертва ладонью брезгливо водила по простыне. При попытке включить свет, напарывалась на коллективный протест, и смачные комментарии происходящего на её кровати. Далее мученику благосклонно, с возмущениями, разрешалось всего лишь на минуту включить свет, но сверху, естественно, за такое короткое время обнаружить нитку было просто невозможно.  Освещение выключалось снова. Нитка продолжала тянуться ещё две, три минуты. После этого мы все уходили довольные к морфею, а маменькин сынок под утро был весь разбитый от бессонницы, и перепуганный надуманными последствиями от укусов и заражения крови. Наша задача теперь заключалась в быстрой, и незаметной уборке *орудия пыток*. Но это было уже относительно просто. Жертва встречала рассвет в хорошем  *тумане*.Так продолжалось несколько раз в те дни, когда он особенно смаковал наши первобытно-зачаточные знания.

И, тем не менее, его прогнозы сбывались. Если он сдавал на 5, то мы на 4. Если на 4,- то мы дружно на 3. До последнего экзамена осталось два дня. Было ясно, как божий день, что чтобы нам оказаться в ВУЗе должно произойти только какое-то чудо,-  1 балла не хватало, даже при сдаче последнего экзамена на 5….  Мы готовились к нему без особого энтузиазма, зная уже конечный результат.

И тут зашел гений:

– Ну, что двоечники, чемоданы уже собрали? Как вам мой прогноз? То-то! В армию, строевым, шагом марш! Когда будет прощальный ужин? – Мы сидели  сцепив кулаки, чтобы не впиться  в его самодовольную физиономию. Вадик переходил все рамки приличия. Тело гудело, но бить в общаге было нельзя, да и был он не физическим гигантом.  Однако, почувствовав грозу, на своё счастье он вышел.

Мы *взорвались*.

– Вот гадёныш! Мог бы и промолчать. Жрал тут нашу колбасу *на шару* с яйцами и не подавился, сволочь!

– А ведь поступит гад!

– И кирпич ему на голову не упадёт!

– И язык не отсохнет….

– Вот бы сдал последний на *пару*, и уехал к любимой маменьке, соплячок!

– Уедет гадёныш! – Вдруг я почувствовал, как нужное, полукриминальное решение начинает рождаться в моей голове. – Вы только молчите под страхом смерти. Или нам не сдобровать. Посадить не посадят, а крупных неприятностей не миновать это точно.

– Ты  что придумал? – все повернулись в мою сторону.

Я изложил свой план.   Он был простой, но дерзкий и рассчитанный на его любовь к мамочке и умение схватывать содержание задачи в целом: – На почте взять пустой бланк телеграммы, и печатными буквами написать ему срочный вызов домой.

– Не получится. Текст ведь наклеивается, да и печать должна стоять….-  Возразил кто-то.

– Ну, если не сработает….  То будет его счастье!

Через 15 минут мы колдовали над пустым бланком. Текст получился следующим:

Вадик  т.ч.к. Срочно вылетай домой  т.ч.к. Мама заболела  т.ч.к.

Ждём тебя в среду  т.ч.к.  (в среду был последний экзамен)

Я поставил закорючку вместо подписи почты и отнёс на стол вахтерши, где обычно скапливаются все письма и телеграммы…

Ждать пришлось недолго. Через час влетел бледный Вадик  с трясущимися губами и начал собирать чемоданы.

– Что случилось, непризнанный научный гений? – Мы поняли, что наживка захвачена.- И *умнику* началась расплата за самомнение.

– Мне срочно нужно домой.

– А как же институт будет без тебя сосуществовать?

– Вот на твоё место из  нас кого-то и примут.

– А может быть тебя примут и без последнего экзамена?

– А как же всё-таки твой гениальный прогноз?

Мы упражнялись в издевательствах, вымещая накопленное ответное зло на обиды Вадика.Кто-то сбегал в вестибюль и потратился на звонки в справочное бюро аэропорта. Кто-то помогал с язвительными комментариями собирать вещи, а кто-то интересовался здоровьем маменьки. Я тоже наблюдал со злорадством за происходящим и, улучив момент,  невинным голосом спросил:

– Может ничего нет страшного, и дома пару дней подождут, пока пройдут экзамены? Может, Вадик, ты сильно преувеличиваешь случившееся? Могу ли я взглянуть на телеграмму? – Умник сунул мне скомканную бумажку. Делая вид, что хочу  внимательней прочитать её содержимое, я пошёл к окну, а затем, воспользовавшись суматохой быстрых сборов, положил улику в карман. Теперь мы все были в полной безопасности.

Никто не хотел гению пощады. Слишком сильные были обиды. Мы вынесли ему не только свой *приговор*, но и его огромные чемоданы к троллейбусной остановке. Очень хотелось дать ему на прощанье хорошего пинка под зад, но мы понимали, что и отъезда будет достаточно.

Гений нервно  смотрел на часы. Наконец подошла *девятка*. Мы бросили в неё вещи, и я в последний момент закрытия двери прыгнул в транспорт. Пару остановок ехали молча. Я смотрел на несчастное, готовое расплакаться лицо. Стало вдруг жалко дурака.  На третьей остановке перед закрытием створок двери  схватил чемодан с документами и выпрыгнул. Вадик поехал дальше. Я стоял у дороги  и ждал его возвращения. Конечно, он вылетел на следующем *стопе* и, экономя время,  бегом со своим барахлом бросился

ко мне обратно.

– Миша, что ты делаешь, зачем ты выпрыгнул с моими вещами?!- Он плакал.- Я опаздываю на самолёт!

– Вадик, ты внимательно читал телеграмму?

– Да, а что?

– Прочитай ещё раз. – Я протянул ему бумажку.

Умник уставился в телеграмму, потом прочитал её вслух….

– А что тут непонятного?

– А где печать на бланке? Почему буквы написаны ручкой, а не приклеены лентой от телеграфа?

– Даа….

– Вот так, дорогой  Вадичек. Достал ты нас очень сильно. И решили мы тебя наказать по настоящему,- все как один. Нельзя быть таким самолюбивым дерьмом, да ещё этим бахвалиться. Хорошо ещё, что, напоследок, ты не получил от каждого из нас в морду или пинка…  Мне тебя просто стало слегка жалко. А так тю-тю твоё поступление…. И знай, у тебя среди нас вполне заслуженное прозвище: – *Гадёныш*.

Умник стоял, низко наклонив голову, и размазывал рукой слёзы.

– Простите…

– Не я.  Сейчас приедем. И покаешься перед всеми.

История имела интересное продолжение.  Прогноз  гадёныша не оправдался, полностью. Свершилось неожиданно то самое *чудо*. Мы все поступили. Институт сильно расширялся.  Нужны были не только новые аудитории, но и общежития, испытательные корпуса, масса подсобных помещений. Строителей  было мало, особенно подсобных рабочих.  Да и денег тоже. Ректорат в этот год решился на смелый эксперимент – набрать дополнительно две группы вечерников из недобравших баллы на очное отделение абитуриентов для помощи в этой стройке, а также договорился с облвоенкоматом об освобождении этих студентов от призыва в армию на 2 года, с расчётом перевода затем тех, кто *доживёт*, – на стационар, с досдачей  экзаменов, по программе дневников за этот период.

Учиться было очень трудно. Скидок для рабочих не было. После 7-мичасовой стройки на свежем воздухе в любую погоду  или *вкалывании* на каком-то другом участке, было очень трудно настроиться на учебный материал и решение задач. Кроме того, хотелось и других *житейских* радостей: бассейна, гимнастики, прыжков с парашютом и т.д.

Спать приходилось по 3-4 часа в сутки. Иногда  просто *отключались* при любом перерыве или возможности закрыть глаза.

А наш *гадёныш* сильно переменился. Учась на стационаре, он, завидев нас идущих усталых и грязных с работы, всегда бросал  своих попутчиков и, подбегая к нам, спрашивал: Ребята, давайте ваши задачи или контрольные, я решу или объясню

6. Не ходите,  дети, в Африку гулять…

Михаил Киян

(Фото из интернета)

Второй летчик заложил правый крен – самолет начал выходить на посадочную прямую.

Щемящее чувство неизвестности   отозвалось  пустотой в животе,  адреналин же  новых впечатлений  вызвал блеск в глазах и пробежался улыбкой по лицу.

– Не гони скорость, самолет пустой – бросил на всякий случай второму, и положил руку на РУД(ы), но Юрa уже прибрал режим внешним двигателям и Ан-12 занял нормальный угол атаки. «Дал же бог дуракам землю: – палку воткни бананы вырастут, алмазов как гальки, а живут в дерьме» – я ухмыльнулся, смотря вокруг, и с тоской вспомнил родную Украину, где чернозем можно было *намазывать* на хлеб, а зарабатывать «бабло» приходилось здесь. Дуракам…, да всё же нет, – все проблемы им принесла так званая *цивилизация*- рабство, войны и открытый грабёж природных богатств, которые принадлежат только им на всех законных основаниях…   Жили себе не тужили, лениво ждали пока банан или кокос треснет по башке,  удобряли экскрементами кусты и радовались каждому дню, если сами не оказывались в чьем-то желудке… И вот тут принес белый человек им очень  настойчиво *демократию* – в цепях…

    Привычный африканский пейзаж в районе аэродрома  радовал глаз,  но прошедшая недавно гражданская война, в которую были втянуты и некоторые из соотечественников, вызывала тревогу. «Не впервой, прорвемся»-  мелькнула успокаивающая мысль.  Бегство из Анголы…. Кому война – а кому мать родная. Особенно гражданская не мать, а война. На ней без особой страсти воюют местные, – ведь на  *другой* стороне часто бывают родственники, и даже бывшие друзья…. Тут правительства начинают использовать поистине иезуитские приёмы – приглашать наёмников со всего мира или договариваются с соседями, у которых тоже война, чтобы обменяться головорезами. А тем за деньги или натуру, т.е., что отнимешь- то твоё,  всё равно кого *мочить*, главное побольше, чтобы заработать, согласно оговоренным заранее расценкам и потом опять быть приглашённым за *усердную* работу, если конечно останешься живой…. Сколько таких рейсов было выполнено! В обе стороны перевозишь по 100 человек с полным обмундированием и боекомплектом. А через месяц обратно – тех, кто остался – не больше 25…. Всё остальное пространство грузовой кабины завалено десятком гробов, за кого попросили родственники, машинами, станками, телевизорами и т.д., и даже досками из ценных пород дерева.  И на этом всём барахле часто даже не смыта была кровь их прежних хозяев….

  Но если с профессиональными наёмниками всё чётко и просто – дай автомат и скажи кого убивать,- ведь страх у них появляется только тогда, когда кончается боезапас, то с аборигенами часто возникают казусы.

  Вспомнился забавный случай в Кананги. Полоса была короткой, и пришлось хорошенько прижать тормоза.

Харьковский командир решил на стоянке не ходить в кусты, чтобы не нарваться на приключения, а расстегнул ширинку  между основными стойками колёс Ан-12. Ангольский же спецназ после выгрузки построился под крылом самолёта с другой стороны. Хорошо нагретые диски, начинали отдавать тепло шинам шасси, которые и так были почти все стерты до 5го корда. И только командир, закончив своё дело, подошёл обратно ко мне,  раздался страшный взрыв, как оказалось позже, от лопнувшей шины. – Весь спецназ оказался мгновенно в кустах, а оружие на стоянке….

 Дальше у харьковчанина был  нервный тик от мысли, что ему секунду назад чуть резиной не оторвало всё его достоинство, и как развлечение за страх,- жёсткий показательный мордобой: – все, кто бросил автоматы на стоянке, а таких было большинство, получили от офицера сильнейший удар в челюсть. Первые, – точно, наверное, остались без зубов….

 – 100,80,60, начал  отсчет штурман , – 30,20,10,5,2,1,  «Посадка». 

 –  «Внутренние – с упора, внешние – с упора»  дал команду  Юра – самолет начал  замедлять бег. *Взял управление,* – и я слегка нажал   тормоза.

 Самолет уже ждали. Все, практически одновременно, заметили  аборигена, подпрыгивающего и размахивающего руками с толпой соплеменников и смуглого статного ливанца в окружении нескольких человек. Срулив на грунт, важно покачиваясь на кочках и подымая клубы красной пыли,  Ан-12, развернувшись носом к встречающим, наконец, вырубил движки.

 Не дождавшись пока осядет взвесь, ливанец по выброшенному трапу поднялся  внутрь. Такого «вылизанного» самолета он еще не встречал. Аппарату около 30 лет, а выглядел, как только что с конвейера. То, что гость не смог скрыть своего восхищения заметно стало всем.

 – Начало неплохое – заметил бортинженер Саша – прилетели не впустую,* и потер ладони, предчувствуя начало контракта. Осмотрев воздушное судно, и задав по ходу несколько технических вопросов, владелец местной авиакомпании ТАС мр. Басам, удалился, сказав, что через 30-40 минут за экипажем придет машина и доставит их в приличный отель.

  Однако ни через 30минут, ни через час, и полтора, желанный водитель не появлялся. Учитывая скудный завтрак после бегства из Анголы, все уставились на меня, ждя командирское  решение.

 -Так, у меня есть стольник, если что, добавите – идем в аэропортовый ресторан.

  Ресторан, если его можно было назвать таковым, был расположен на втором этаже  небольшого аэродромного комплекса и напоминал больше всего нашу бывшую общепитовскую столовую, где мухи, соревнуясь  друг с другом, катаются на потолочных вентиляторах, изредка пикируя  вниз за очередной порцией еды, развлекаясь тем, что берут ее прямо со  рта посетителей.

  Выбрав место почище, экипаж уселся с интересом оглядывая местную публику. Приход не остался незамеченным. Официант в грязном переднике через минуту раздал всем Меню. Открыв его, все переглянулись. Похоже «попали». Ни полслова на английском.

Зато, переведя цены в доллары, поняли, побаловаться можно каждому только яичницей из двух яиц. Однако и то было тщетно: 10-ти минутное объяснение с официантом не привело к желаемому результату. Наш черный друг знал  в лучшем случае только частично французский язык своих бывших колонизаторов. Я пошел к барной стойке, где лениво стоял предполагаемый повар. Последующие толкования заказа вызывали у повара и бармена лишь идиотские улыбки, а расширенные глаза  разглаживали немногочисленные морщины на их узких лбах. В ресторане установилась гробовая тишина – все наблюдали за бесплатным цирком. Следующим поверженным оказался штурман. Оставалось одно – с позором и голодными ретироваться из авиазабегаловки. Английский не проходил ни в каких вариантах и акцентах. Когда же встал бортинженер и  направился к барьеру, я обреченно только пожал плечами.

   Но Саша   был не робкого десятка, есть хотелось, да и было уже дело  принципа: он не стал церемониться и показывать свои скудные познания в английском. Решительно подошев к повару, он вдруг одним движением расстегнул ширинку.

 Тот в испуге отскочил. Все замерли. Выпятив свое достоинство в трусах вперед, он виртуально отделил свои два яичка и разбил их о мнимую сковородку. Зал грохнул. Заказ был, наконец, принят. Народ еще с восторгом обсуждал беспардонную находчивость инженера, когда официант принес каждому члену экипажа по бутылке холодного пива. Увидев наши недоуменные взгляды, он повел головой в сторону столика, где сидела черная  дама в компании двух белых мужчин……..

   События разворачивались по обычному сценарию. На следующий день требовалось для получения разрешения полетов над территорией северного Конго перелететь в ее столицу Браззавиль, а там, в САА, сдать необходимые экзамены по местным правилам полетов. Процедура малоприятная, но мимо не проскочишь. Высказав свои опасения о возможных несоответствиях  знаний соплеменников требованиям местного Департамента  в офисе компании, я услышал от Басама простое объяснение, что после войны там,  в САА абсолютно никого не осталось понимающих английский язык вообще и вопрос более формальный, чем  принципиальный, тем более, что деньги уже розданы. Требовалось лишь несколько дней покрутиться  в коридорах  Воздушной Власти, чтобы засветиться. Полеты предстояли якобы несложные: из-за постоянных подрывов железной дороги  чем-то недовольными повстанцами, требовалось перебрасывать грузы из Порт-Нуара в Браззавиль, а иногда и назад. Обязательная загрузка 18т, каждая тонна сверх – 250дол. Заправка в Порт-Нуаре в оба конца. Загвоздка была в небольшом, но значимом –  была очень «коротка кольчужка», т.е. полоса в Порт-Нуаре,  да и температурка, днем за 30, а взлетный вес уже первоначально превышал допустимый на несколько тонн. Но никого это не пугало –  в такой «хоккей» уже раньше играли, да и не раз. Тут уж куда кривая вывезет.  Главное вовремя  «остановиться», чтобы не пришлось слушать музыку с другой стороны «экрана». 

      Браззавиль через 45 минут полета встретил экипаж настороженно. Уже на пробеге были видны огромные дыры в ангарах, сгоревшие самолеты, воронки от снарядов и полосы от длинных автоматных очередей на стенах вокзального комплекса.  В бывший офис авиакомпании, где предстояло прожить какое-то время, ехали молча. Пустынные улицы, кровь  на стенах и заборах, выгоревшие изнутри здания, никак не располагали к светской беседе. «Да, рубка была видно на славу», только и обронил инженер Сергей.

  Бывший офис представлял собою одноэтажное бетонное здание с тремя комнатами и несколькими подсобными помещениями, огражденное двухметровым забором и чудом уцелевшее от пожара и разграбления. Но следы срочной эвакуации были видны  везде.

Разбросанные бумаги, книги застилали весь пол. Между зданием и забором была натянута проволока для собаки, которую видно, между прочим, просто пристрелили.

 Сопровождающий работник компании, указав на длинного, худого негра с «калашниковым» в правой руке стоящего у ворот, произнес: «секьюрити» – и так догадаться было не трудно: Его «Калашников» должен был теперь заботиться с этого момента о нашем здоровье.

  Начали размещаться и наводить элементарный порядок. Мне достался бывший рабочий кабинет президента ТАС.  Собрав бумаги  с пола в первый подвернувшийся пакет, приступил  к рабочему столу. Смахнув  все в выдвижной шкафчик, вдруг остановил свой взгляд на красивой, большой, глянцевой книге в твердом переплете. Французский язык  не давал возможности сразу понять суть издания, и я стал рассматривать картинки с фотографиями. *Так это же строительство и путеводитель по той самой железной дороге, вместо которой нам сейчас придется таскать грузы!* – осенило вдруг.    Сел за стол и стал внимательно рассматривать ее содержимое. Дорога, о которой  уже успела рассказать нам осевшая здесь соотечественница из гостиницы,  действительно была красива. Множество арочных виадуков, тоннелей и красочных поворотов в окружении сочной африканской растительности могли заставить любоваться любого неискушенного странника. Отдельные места на фотографиях и рисунках были почему-то подчеркнуты красным карандашом.

 – Кептен, – начал с порога зашедший штурман:

 – Тут через несколько дней у Виктора  день рожденья, надо бы как-то к этому событию подготовиться.

 -Так в чем вопрос?» – я поднял глаза от книги: – водку достанем без проблем, выберем местный сувенир….  и посмотрел на изящную фигурку туземки из черного дерева, украшающую стол.

 – Слушай, да он за три месяца воздержания забыл, как это делается – принял игру Саша.

 -Ну, тогда купим ему деревянную – пусть для тренировки положит ее под подушку».

 -Да, хотелось бы что-то попробовать экзотическое – улыбнулся Александр.

 -Так, ты тут мне экипаж не разлагай – я пытался  догадаться, куда клонит штурман. 

 -Да вот в воздухе витает идея завалить крокодила,

 -Это в смысле как?- всегда нравились неожиданные выпады штурмана, весельчака и балагура, с которым было всегда легко и просто.

 – Говорят, крокодилье мясо сильно напоминает куриное. Можно было бы договориться с местными «чукчами» его привезти, положить  в холодильник, а на день варенья  «поварешка» крокодила нам приготовит.

 -Бабки есть?

 -Наскребем…,

 -Ну, тогда вперед, за чем остановка? Кто идею подал тот ее и воплощает в жизнь. Я запишусь за столом в соавторы.

        Знакомство с Департаментом напоминало беседу двух глухих: – вопрос задавался медленно и на французском, в ответ на который с серьезным видом и бурной жестикуляцией неслась полная ахинея на английском или даже русском, после чего Председатель комиссии выражал свое удовлетворение ответом, ставил «зачет» и жал руку. Труднее всего было не рассмеяться. Некоторые обнаглели к концу зачетов настолько, что появились реальные опасения,  за отдельные объяснительные ответы с отборным матом быть в 24 часа депортированными из страны. Лучше  же всех, как оказалось, сдавал зачеты “наземник” Сергей, догадавшийся в свою чушь вставлять периодически слова: «пропеллер», «авион» и  почему-то «климатизер», что в переводе с французского – кондиционер.

        На вилле, т.е. офисе спалось не очень, точнее совсем не спалось. Ночью в разных частях города еще раздавались то автоматные очереди, то одиночные выстрелы, а то и взрывы гранат. Иногда,  даже совсем близко.  Охранник тоже, как оказалось, не утруждал себя своими прямыми обязанностями. Как только темнело, засранец прислонял автомат с двумя обоймами к внешней двери, а сам растворялся до утра. После двух случаев подряд, в обязанность экипажа стало входить правило забирать ночью автомат снаружи к себе в коридор и запирать решетку изнутри. Попытки призвать черного к порядку или обращения к владельцу компании  не меняли положение дел. Получалось: «Спасение утопающих…. – дело тех, у кого первым окажется  «калашников».

   Через четыре дня хождения по коридорам Департамента закончились. Не дожидаясь автобуса компании, купили виски, взяли два такси и рванули на виллу, чтобы отпраздновать получение местной лицензии, иже с ней – начало полетов на «себя».      

  – Командир,  смотри, вот это зверюга!- то ли удивился, то ли испугался   будущий именинник Виктор.

   Шедший за ним я тормознул, столкнувшись с отшатнувшимся от испуга инженером, –  перед порогом со связанной челюстью и лапами лежал живой крокодил. Но пиндосы явно перестарались. Не меряя, можно было угадать его длину – за два метра. Все остановились в замешательстве. Такого  «подарка» никто не ожидал.

 -По-моему, мы явно переплатили…,  – нервно засмеялся навигатор.

 До дня рожденья была еще почти неделя. Как быть с чудовищем? 

 -Ну, что будем делать? – Вопрос  бортинженера повис в воздухе…. Вариантов было немного:  зарубить животное и заморозить, или по принятой вначале за шутку кептена,- посадить до *Судного дня* вместо собаки на цепь вокруг виллы.

Но, посмотрев на охранника, остановились все-таки на втором.

 – Ну и кто же будет развязывать пасть? – я машинально вставил вопрос, по ходу обсуждения деталей.

Все, повернувшись, молча, и уставились на меня. – И тут я понял до самой глубины души, что  иногда шутки могут очень  быстро реализовываться, а  смысл фразы, что не каждое слово *серебро* имеет большую историю…..   Стало немного  *не по себе*.

 После обеда, переодевшись, распределили роли: штурман своей массой в 100кг садится сверху на зверюгу, инженеры обвязывают цепью и веревками туловище, оставляя при этом длинную петлю как поводок, а  бортмеханик готовит корыто с водой.

Я намочил половую тряпку и,  подойдя  к голове, набросил ее на глаза чудовищу. Крокодил дернулся….  Все приготовились.  Желание получить хвостом или потрогать чужие зубы почему-то не  появлялось. На всякий случай  осмотрелся, намечая пути *отхода*.  *Лишь бы теперь не поскользнуться, * –  подумал, беря   конец веревки. 

– Возьмите кто-нибудь автомат и багор, – добьете кого-либо из нас, чтобы не мучился.

 Но *зрители* и так уже были готовы к разным сценариям….   Штурман положил палец на спусковой крючок, сидя на крокодиле….

Узел поддавался с трудом.  Руки,  касаясь морды, дергались как от тока…. *Развяжу, потом потяну за конец и дам деру….*

 Операция не заняла много времени и обошлась без жертв с обеих сторон к взаимной радости. Крокодил лежал неподвижно еще минут десять, затем лениво побрел к корыту. Оглядел своих мучителей зелеными глазами, и  плюхнулся в воду. Пожарный багор для захвата поводка занесли в коридор.

   Жизнь сразу повеселела. Как повеселел и крокодил. Задачей вставшего первым, стала ловля багром петли поводка и надевание его на бетонный столб подальше от ворот,  вечером  же, эта процедура исполнялась в обратном порядке. За испытываемые неудобства, рептилия каждый день, почти регулярно, получала курицу. Как ни странно, но создавалось мнение, что крокодильчик был уже дрессированный – он не бросался  на летчиков,  но зато люто ненавидел охранника, что впрочем, было взаимным.

        Работать начали с Браззавиля. Две – три заправки в день вполне устраивали обе стороны. Периодические «наезды» ливанца с «восточным» вывертом с целью изменить в свою сторону «левую» часть контракта по перегрузу, натыкались на опыт  тихого саботажа, веселый нрав и шутки экипажа. Быстро поняв, что с ним работают уже искушенные в контрактах и взаимоотношениях люди, он  быстро оставил нас в покое. Ему, как, оказалось, тоже нравилось работать  с людьми достойными его уважения, когда деньги играют в жизни только лишь значительную роль, но не главную.

        Разгрузка в Браззавиле в течение двух часов,  раззнакомила летчиков  с коллегами по перевозкам на данном и не только этом маршруте. За два часа стоянки, не торопясь можно было узнать все новости по друзьям, странам и контрактам. Да и чужой опыт никому не мешал.   Будучи искусственно разделенными, после распада бывшего СССР, здесь границ никто не устраивал. Работали на разных контрактах и в разных авиакомпаниях армяне, русские, украинцы, белорусы ….  Да и у самого меня,  жившего в Киеве,  все остальные члены экипажа были из России. На работу, как обычно,   собирались в Москве.  Здесь же, находясь  весьма далековато от дома, от новой появившейся вдруг «исторической Родины», которая  к тому же, их не очень-то сильно и жаловала, все прекрасно понимали важность дружбы и взаимной поддержки, выручавших  неоднократно многих в экстремальных ситуациях. А от них тут, родных, «ситуаций», здесь скучать не приходилось. Никто никому  и никогда не отказывал в перелетах, если вдруг требовалось слетать в Порт-Нуар и обратно,  равно как и в другое место внутри страны. Для летного состава это больше всего напоминало общественный транспорт при коммунизме. Появлялись здесь частенько и сотрудники Российского посольства с просьбами что-то перевести в столицу из личного имущества или для посольства. Зная  зарплату сотрудников и мудака, как все  в один голос говорили, посла, их считали за *своих*, что было взаимно полезно и приятно. Владельцы компаний, прекрасно понимая необходимость крепкой связи в особых случаях с посольством России, не возражали против оказания экипажами им мелких услуг.  Особенная дружба установилась с 3-им советником посла Сергеем  и его товарищем Николаем Петровичем – директором, так называемого «Русского дома», где устраивались периодически приемы для гостей и соплеменников. Сергей, 27 лет, закончивший МГИМО с красным дипломом,  располагал к себе не только оригинальным мышлением и обширными знаниями в самых различных областях, но и своей способностью при этом оставаться на равных с экипажами. Вынужденный «скоропостижно» жениться для работы за границей, он, не раздумывая долго, сразу после выпуска, сделал предложение первой встречной московской красавице. И что называется «попал». Девка оказалось просто шлюхой. Здесь  он не раз вытаскивал её  из казарм французского легиона. Похотливая баба пыталась пристроиться и к летчикам, но те отшили ее так, что больше желаний не появлялось. Разъяснительные же мероприятия  не влияли на угол ее промежности, а развод означал конец карьеры дипломата. Совковские принципы были  в головах начальников МИД(а) еще те. Николай Петрович, крепко сбитый мужик лет 45-50, с приветливым лицом и проницательным взглядом, будучи почти как отец Сергею, не делал  из себя загадки: при первом же знакомстве  коротко представился: – «подполковник  ГРУ, официальное прикрытие – «директор «русского дома», прошу, не болтайте при мне лишнего».

Настойчивым просьбам членов экипажа перебраться в место поспокойнее – Порт-Нуар, от греха подальше, помог случай. 

        За две недели нахождения в офисе-вилле сон стал спокойнее. Человек постепенно привыкает ко всему. Уже редко будили экипаж послевоенные разборки конголезцев в течении ночи. Накапливалась усталость. Иногда даже шутили, что теперь дома не заснешь без разрыва гранаты. В эту ночь, прочитав перед сном один из рассказов Виктора Конецкого, я провалился  в мир сновидений сразу после ужина.  Пробуждение было жутким: дикий крик, раздававшийся совсем близко «просто» рвал уши. Я сжался, как зверь перед прыжком. Начало возвращаться сознание. Мысли  выстраивались в логическую цепочку. Где автомат? Машинально открывая на ходу лезвие «leathermanа»,  выскочил в коридор, где столкнулся с Виктором, уже державшим «Калашникова». И тут до всех дошло, что орущий выкрикивает слова на французском.  Окинув взглядом всех пятерых окруживших меня членов экипажа в трусах и, как он с ножами в руках, криво улыбнулся: «кажется, мышеловка захлопнулась,- пойдем теперь смотреть  дичь» – и направился на выход. 

    Осторожно  обогнув дом, все замерли, увидев  воющего от невыносимой боли    черномазого,  в голень которого вцепился крокодил. Метрах в двух валялась финка.

– Слушай, Сергей, а ты курицу бросал сегодня  вечером нашему «другу?» спросил штурман инженера.

– Сорри. Забыл. Исправлюсь.

– Нет уж, теперь видно, надо кормить его с утра, за образцовое несение караульно-постовой службы. – я подытожил диалог.

   Все вдруг одновременно поймали себя на мысли, что спасать аборигена не было никакого желания. Даже, что там скрывать, появилось садистское чувство в желании продолжении «спектакля».

    Мечущийся в углу негр, что-то воющий по-французски от боли, вызывал только комментарии в поддержку рептилии, типа: «А вот если бы была собака, то она бы вначале гавкнула и негра мы бы не поймали, а только бы  спугнули. Сегодня ты заслужил две курицы.   Хватит волочить по земле, – теперь размажь его по забору и т.д.»  Зверь видно чувствовал нашу поддержку и старался изо всех сил. Он мотал дичь в разные стороны, обильно выкрашивая пол и забор в красный цвет. Бесплатное зрелище было продолжительным,  и впечатляющим. Кто-то предложил вынести во двор стол, кресла и подать по желанию кофе или чай с печеньем.

 Наконец, более чем через  час, появился и наш  доблестный официальный страж. Он, не торопясь, взял автомат у Виктора и стал целиться, вроде как в крокодила. Здесь трудно было понять куда, так как дичь и охотник стали резко менялись местами. Да и сам абориген, казалось, кричал:- то ли не стреляй в меня, то ли пристрели побыстрее, чтобы не мучиться больше. Раздалась очередь. И наш безоружный защитник, к сожалению, пал. Достойно, и в неравной схватке. Настроение, испортилось. Прыгун через забор, оставляя  кровавый след, медленно пополз вон, через открытые охранником ворота, а наш секьюрити, пустив воду через шланг,  начал  спокойно, как после резаной курицы, смывать кровь в водостоки.

  -Ну что?  Я пошел за топором.-  В возникшей тишине произнес Сергей.

  -Слушайте, давайте его, как героя, просто закопаем и поставим памятник.- предложил Виктор.

  -А как же твой день рожденья? Я предлагаю закопать голову, так как там, оказывается, есть мозги, а туловище, – только придаток, использовать по первому варианту – пусть и  в нас вселится его дух героя. – Нашелся штурман.

       На этом и порешили. Голова с почестями, прощальными речами и поминальными тостами  была предана земле, а остальное, стало  дожидаться своей участи в морозильной камере.

       Происшедшее быстро дошло до Басама. Он долго смеялся, расспрашивая о подробностях. Результат был ожидаемым – через четыре дня мы праздновали день рожденья Виктора на бывшей базе нефтекомпании  «ШЕЛЛ» в Порт-Нуаре.

        База представляла собой хорошо огороженную и охраняемую территорию. Деревянные трехкомнатные домики с кухней и со всеми удобствами. Кондиционер присутствовал в каждой келье.  Густая тропическая растительность создавала уют и прохладу в тени. В одном из углов базы был отлично оборудованный теннисный корт, а в другом – небольшой бассейн. Здесь жило 5 экипажей. Прислуга убирала и готовила. Местные барышни, приходящие в гости, оставляли на проходной свои паспорта и расписывались в специальном журнале. Неприятности не исходили даже от змей,  регулярно посещавших базу, как свою вотчину. Приходилось следовать только строго по дорожкам. Игра в теннис же вечером на корте начиналась с выпроваживания  десятка рептилий. Их никто не убивал и они платили тем, что только угрожающе шипели, спокойно дожидаясь окончания игры, чтобы опять занять теплый бетон. В общем-то, почти – рай.

       Начался сезон дождей. Что это такое – передать трудно. Нужно увидеть, чтобы потом долго помнить. Наши ливни – это как  морось в сравнении  с африканскими.

        В этот день что-то не заладилось с утра. Долго не было автобуса. На  аэродроме оказались поздно. Одиноко стоящий Ан-12  выглядел на пустынном аэродроме сиротой. Загрузка шла в вялотекущем режиме. Из фюзеляжа раздавался отборный многоэтажный мат с примесью французских идиом.  «А Серега то у нас оказывается полиглот» – подумалось. Не помогали ни уговоры, ни пинки.  Грузчиков как магнитом неумолимо тянуло к коробкам в надежде обеспечить их содержимым  свои семьи  и всех родственников. Сергей еле успевал работать полицейской дубинкой, оставляя синяки на  руках,  вовсю шаривших  в содержимом груза. Через полчаса все было, наконец, кончено. Начали готовиться к запуску.

 – Саша, выйди, глянь-ка на переднюю стойку. Что-то не нравиться мне палец в рычаге поворота передним колесом,- попросил я бортмеханика.- Теперь уж нам торопиться некуда, две заправки сегодня, максимум.

-Я быстро,- Саша встал с кресла и «нырнул» на выход в аварийный люк.

Через пару минут,  поднявшись обратно, выдал: – Кажись там трещина.

 -Ну  что, на сегодня отлетались?- я взглянул на бортмеханика и вздрогнул.- Тот буквально был умыт кровью.     

– Что случилось?!

– Да ерунда, слегка зацепился за радиоантенну. Сегодня,  я думаю, мы полетаем, а завтра посмотрим – трещина еще небольшая…

– Ты в зеркало на себя смотрел?

– А что?    

– А то, что это тебе Африка, а не твоя Тверь. Бациллы  другие.

– Да я ж говорю:  ерунда. Умоюсь, замажу зеленкой – ничего страшного.

– Точно?

– Да не делайте из мухи слона. Я мигом.- Саша вышел в пассажирскую кабину.

Вернувшись назад через 15 минут, измазанный зеленкой,  начал по команде запускать движок….

    Взлетали тяжело. Пробежав половину полосы самолет никак не хотел набрать скорость, после которой есть еще смысл в продолжении взлета. Тенденция роста прослеживалась устойчиво, но не соразмерно с угрожающе приближающимся концом полосы. Отработавшие свой ресурс движки, зарегулированные на максимум, бешено рвали лопастями горячий африканский воздух,  пытаясь разогнать перегруженный самолет до черты, за которой есть еще жизнь.

 – Ну,  давай, давай же, родимый, – шептал бортинженер, держа правую руку на переключателе закрылков.

Рубикон был пройден. А стрелка скорости как будто прилипла к шкале. «Ударить» по тормозам,  теперь означало – перейти в другое измерение….. Небытие.

   -300; 200; 100, спокойно вел отсчет до конца полосы штурман.

   Я четко произнес: 20! – Саша нажал на переключатель, довыпустив закрылки на 20 градусов.

   -Эх!  Рванул ещё *вялый*штурвал на себя. Разгоняя зевак и случайных аборигенов, оказавшихся  волей случая за полосой, самолет, пробежав по грунту еще с 30 метров, и скорее всего, за счет кривизны земной поверхности, все-таки «отцепился» от земли.

   – Шасси  убрать!

   – Есть шасси убрать –  перевел переключатель на уборку – бортинженер.

   – Антенны привода! – потерял спокойствие штурман.

   –  Вижу – скорее я простонал, чем сказал,   сделав крен в 3 градуса и давя плавно  на правую педаль,  вдруг физически почувствовал руками, что  сейчас,  именно ими, вытаскиваю ВСЕХ нас из могилы  почти в прямом понимании этого слова.

  Проскочив в полуметре от антенн приводной радиостанции, Ан-12 шел по прямой, сантиметрами  набирая так необходимую высоту.

 – 100м – пришел в себя штурман

 – Закрылки убрать до 15.

 – 120м.

 – закрылки 10.

 – скорость 300.

 – закрылки 0. Штурман, курс на выход?

 – 270, командир.

        15 минут все летели молча. Первым «взорвался» навигатор:

 – Серега!  В чем дело ети твою мать!? Сколько было груза?! Вы что там с Виктором охренели!?

 – Полный  капец, чуть не сыграли…..- выдохнул  Юра.

 Я все молчал. Вдруг поймал себя на том, что ноги все продолжали с силой упираться в педали, хоть опасность уже миновала.

    – Командир извини,  в запарке ошиблись с тюками. – Обратился ко мне Сергей.

– Да что тут уж  извини. Остолопы.  Я, что ли, должен вас извинять. А остальные, что? Разве не были на «подводной лодке?»  Сегодня вы, ребята, пролетели мимо денег полностью, и это минимум. Спасает  от полной кары только то, что ты, Сережа, был сейчас среди нас. Остальное….,  на вашей совести и в нашей памяти…….

  – Ребята, ну, гадом буду, больше это не повторится. – Видя, что ему даже никто не собирается отвечать, Сергей вышел в пассажирский отсек.

 Вылетев поздно, да еще в сезон дождей, можно было рассчитывать только на один рейс.

На востоке, в сторону Браззавиля  уже стояла мощная  кучевка,  которую можно было обойти  без особых усилий севернее трассы 40-50 км. Прилично болтало. Обратный же путь не особо радовал.

Вариантов было два.  После посадки   по обзорному метеолокатору диспетчера   определиться:  Переждать пока уйдет или истощится ливнем облачность, или остаться заночевать в «Бразе». На подвиги никого не тянуло. Адреналина уже хватило с переливом,  при взлете.

После посадки, взяв автомобиль заказчика, мы со штурманом поехали на вышку.

  Прогноз, как по маршруту, так и по аэродрому Порт-Нуар не радовали душу. Общий фон дополняла цветная веселая картинка локатора. Почти везде все было красного цвета с мощными провалами ливней. Маленькая свободная зона была южнее трассы, почти над территорией южного Конго, но подход к Порт-Нуару возможен был только с моря, что с трудом сочеталось с остатком керосина  на это время. Решение было однозначное – оставаться ночевать. С этим решением мы и возвращались через час на самолет, который тоже надо было подготовить к ночевке.

  Еще не успела остановиться машина, как подбежал Юра:

   – Бортинженеру плохо!

  – Что случилось?

  – Да он, оказывается,  не просто голову разбил, – он скальп с себя снял, а потом прилепил его обратно.

Я рванул к самолету. Холодок пробежал по телу. Оперевшись на основную стойку шасси, сидел бледный Саша. Внимательно осмотрев его голову, заметил закатившийся стык кожи сантиметров 10 в диаметре.

 – Ну,  даешь,  и это называется «из мухи слона?» – развернулся и помчался к ближайшему зданию, где был телефон.

  Помощник посла, к счастью, оказался на месте.

– Алло, Сергей! Это Миша, командир Ан-12. У нас бортинженер снял с головы скальп. Необходим срочно хирург. Нужно промыть голову и пришить, что ли, если можно, скальп обратно. Может быть, уже пошло заражение крови…..

– Миша, здесь нормального хирурга вы не найдете. После войны все сбежали к морю, поближе  к кораблям. Летите побыстрей обратно. Едьте во французский госпиталь, а  я туда сейчас  позвоню.

Я положил трубку и задумался. Лететь обратно. Но как? Все практически затянуто грозовыми облаками, а за это время положение еще больше  ухудшилось.

Возле самолета все ждали кептена.

Быстро подошел, остановился и, посмотрев каждому в глаза,  спросил, четко произнося каждое слово:

 – Обстановка по трассе, мягко говоря, не очень. Да вы и сами это видели. Есть реальный шанс, что нам второй раз за сегодня не повезет. Предлагаю остаться инженеру, и остальным, кто захочет. Слишком малый процент сесть в Порт-Нуаре. Подумайте о семьях. Никто никого не осудит. Но здесь Саше будет капец», – и направился в кабину.

Пристегиваясь ремнями, боковым зрением отметил, что все в сборе. Время теперь стоило очень дорого. Находясь в жестком цейтноте, без лишних движений и команд экипаж, как единый организм с самолетом, безошибочно начал выполнять процедуры  по подготовке к запуску двигателей.

    Короткий взлет – крутой разворот  на Порт-Нуар и все с тревогой стали ждать доклада штурмана, у которого был единственный на самолёте экран  локатора.

Пустой   самолет уже начало бросать во все стороны, а Саша все молчал. Статические ярко – фиолетовые  разряды змеями поползли  на лобовых стеклах.

– Командир,  все в провалах,  предлагаю идти через южное  Конго, там ПВО,… – но договорить не успел. Не слушаясь рулей, Ан-12 ухнул вниз, взвыли двигатели, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь.   Оставалось только ждать.  Через  600 метров падения, только успели выровнять самолет, как восходящий поток, как песчинку, за несколько  секунд забросил 40 тонн металла на 1000 метров вверх.  Отдав полностью штурвал от себя,  пытаясь вместе с Юрой  хоть как-то удержать нормальный угол атаки,  я пошутил, пытаясь как-то снять общее напряжение:

– Ты хотел сказать, что там этого ПВО просто нет. Но при таких маневрах нам и так никакая ракета не страшна, – давай курс.

 – 220, я головой влупился так, что с жалостью вспомнил о своем, испытательном ЗШ.

 – Твою-то голо….  –  не договорил Юра, как рядом сверкнувшая молния и на секунду всех ослепила.

 – Саша? Локатор целый?

 – Да,  родимый.

 – Саша мы возим  солдатские каски, одну можно заныкать для тебя. – Продолжил Юра.

 – возьмите курс 200, нужно побыстрей выскочить наверх, там должно быть поспокойней. Ответил на реплику Саша, – быстрее! А то вместо касок нам подарят доски.

    Самолет,  казалось, был неуправляем.  Вращаясь во всех мысленных плоскостях и осях, он как-то чудом сохранял положение условно как горизонтальное.  Выдержать курс – можно было с точностью от нужного, плюс минус 30 градусов.

 Ливни чередовались с мелким градом. Время  замерло. Проваливаясь в воздушные ямы, затем возносясь на восходящих потоках,  старенький Ан-12, казалось, вот-вот развалится. Но рассчитанный с запасом, военный  «грузовик»  не только держал удар за ударом,  но еще вселял надежду, в людей,  якобы  сейчас им управляющих,  что все обойдется.   

  Зайти по кратчайшему расстоянию было бы просто самоубийством.  Оставалось только попытаться обойти очередной провал,   уйдя до 50 км в океан, и  потом, возвращаясь назад, выйти  на аэродром с южным курсом, выполнив разворот на посадочный  с удаления от полосы не далее двух километров,  дабы не попасть под центр грозового облака……..

    – TAС 11312, как будете заходить?  Над точкой гроза.  Донесся голос диспетчера Порт-Нуара.

    – Разрешите заход визуально через город, на полосу 18. Включите огни полосы на максимальную яркость.- Попросил я Вышку.

    – Заход разрешаю, доложите, когда увидите полосу.

    – Инженер, сколько осталось керосина?

    – Командир, до запасного не хватит,  ну а если промажем, то еще один короткий заход сделаем.

    – Юра, будешь выполнять заход. Я буду помогать, и контролировать общую обстановку. Саша,  курс к четвертому? Мы просто обязаны попасть с первого раза.

    – Возьмите 95, вправо больше нельзя, центр провала, влево же не впишемся в посадочный по радиусу,  да и будет слишком низко –  зацепимся за пальмы.

  Лучшего штурмана я не встречал еще за всю свою летную работу. В сложных условиях он как будто становился единым целым с экипажем и самолетом. Обладая каким-то природным  сверхчутьем, он спокойно давал только те команды, которые были нужны именно в этот момент, не отвлекаясь на второстепенные,  не рассеивая при этом внимание летчиков.

    – Полосу видите? – Опять заволновался диспетчер.

    – Полосу наблюдаю, – я соврал.

    – Занимайте пока 200 метров. – Дал команду штурман.

    – Посадку разрешаю. Ветер неустойчивый.  Дождь.  Видимость около 1500м. Поставил себе «защиту» на магнитофон руководитель полетов.

    – Посадку разрешили.

Хорошо сказать, занимайте.- Подумал Юра, пытаясь парировать броски самолета.

    – Нас сносит к полосе, курс пока 105.

    – Снижаемся до100, курс 105.- Продолжил штурман.

   Я добавил немного режим двигателям и взглянул на бортмеханика. Нездоровый румянец все более  проступал на загорелых щеках. Вид напоминал обкуренного чем-то человека. Сквозь разрывы в дожде появилась береговая черта и  городские кварталы. От близости земли и предстоящего «дикого» захода,  адреналин взвел организм в пружину, когда уже нет права на ошибку.

    – Курс 65, занимаем 50метров.

Команды никто не повторял.  Время сжалось.

    – Разворот на посадочный, крен 20, снижение до 30, вертикальная 3.

    – Проскакиваем полосу, крен 20, большая скорость!

   Поставив всем двигателям «малый полетный», надавив с силой на левую педаль, я сжал штурвал, пытаясь взглядом найти полосу. Щетки не успевали разбрасывать воду с лобового стекла. Самолет не летел – он плыл невероятным образом в ливне. Видимость ноль.

   – Полоса по  GPS, по курсу! Убирайте крен. Снижайтесь с вертикальной 3!

    – Высота 10!

В грозовой темени справа, проявились два ряда размытых очертаний боковых огней полосы. Еле успев переложить самолет из левого крена в небольшой  правый, и резко двинув правую педаль для фиксации,  железным голосом произнес: «Внутренним ноль». Не видя расстояния до земли, потянул привычно  штурвал.

   –  8, 5, 3,2, 1!

     Ан-12  резко теряя скорость с креном,  правой стойкой коснулся полосы. Левая шла за фонарями. Не убирая крена,  на секунду  дожал правую педаль и тут же сунул левую, убрав крен. Самолет выскочил на центр полосы.

    –  Посадка. Скорость 190, тормозите!

    – Внешним ноль, все винты снять с упора!

      Разбрасывая волны воды, Ан-12  катером  несся к концу полосы, не слишком-то замедляя бег.  «Только бы не было глиссирования» – подумал я, манипулируя тормозами,  придавив рулем высоты носовую стойку шасси.

    –  до конца 100, скорость 60.

   –  Юра! Внутренние (двигатели) выключить стоп-краном! – последнее, что еще можно было сделать для торможения, когда винты начинают создавать на малой скорости опять положительную тягу.

    Ан-12 остановился, упершись носом в красные фонари конца полосы. Минуту все молчали, еще не веря до конца в чудо, что все  закончилось.

Выдохнул:

   – Штурман, поруководи. Говори куда рулить. Диспетчер  в ливне нас не видит. Прорулим мимо фонарей  за полосу, там развернемся в луже,  и опять тихонько вырулим на ВПП, лишь бы не подавить лампочки – сработает сигнализация на вышке. Или выпустить кого-нибудь наружу?

  -ТАС 11312 вы где? –  голос диспетчера явно дрожал…. Было слышно даже через гарнитуру, как по его будке лупит дождь.

  – Разворачиваемся, на полосе, все нормально…. – доложил штурман, – и далее продолжил для экипажа.-

  – Фонарь подо мной. Не вижу. Но кажется немного левее от нашей оси по его свечению. Разверните максимально переднюю стойку вправо, и тихонько-тихонько,  может быть и не зацепим….

     На стоянку зарулили самостоятельно.  Никто не ожидал возвращения самолета. «Стоянка» же представляла собой огромное озеро, где глубина местами превышала полметра.

     Сашу уже качало и трусило от температуры. Оставив инженеров чехлить самолет, экипаж нанял такси и рванул в город искать госпиталь.

     Когда навстречу летчикам вышел огромных размеров хирург негр и сказал, что он предупрежден звонком из посольства России, я с благодарностью вспомнил консула.

    Молча рукой показав всем  ждать за дверью, врач вместе с бортмехаником скрылся операционной. Время тянулось долго. Успели высохнуть и выучить на обшарпанных стенах предупреждения на французском  о вреде СПИДа и малярии. Наконец, через час открылась дверь, и хирург пригласил всех зайти к нему. «Наверное, будет напрашиваться на большой гонорар»,  зная африканские принципы, подумал недовольно.

    На операционном столе лежал Саша с глупым лицом и идиотской, довольной улыбкой.  Видно было, что его уже обкололи  наркотиками и остальной  ерундой. Скальп размером с огромную ладонь свисал с головы, держась на клочке в 4-5 см.  Увиденное не вызывало ни у кого сильных эмоций, кроме  обыкновенного живого интереса.  Многие из экипажа сталкивались и с более неприятными  зрелищами. Все  шутливо комментировали увиденное, предлагая записаться бортинженеру  в «панки», единодушно соглашаясь, с тем, что если не пришивать парик, то он будет развеваться на ветру не хуже, чем перья  у Чингачгука, вождя краснокожих. Правда, доктор не разделял деланный оптимизм летчиков. Еще бы 5-7 часов промедления и спасать бы было просто не кого. Для пущей убедительности, он зачем-то, взял медицинский зажим за носик  и постучал им бортинженера по голому черепу. Вдруг от необычного звука, отразившегося  несколько раз эхом в полупустом помещении всех  «повело».  Почувствовав, как   «поехали» стены, я шагнул вон на выход, где столкнулся с Юрой, который просто  промазал  в дверь.

     Саша вышел сам, качаясь,   еще через час. Доктор сделал все добротно.  Скальп был помыт, обработан и скрепками пришлепан к кости. Все «удовольствие» обошлось лишь в сто зеленых…….

На выходе из госпиталя стоял джип Басама. Он выскочил в дождь из машины, увидев экипаж, и бросился на встречу:

– Что случилось? Зачем вернулись в Порт-Нуар в такой ливень? Самолёт целый?

 – Самолёт то целый. А вот гвоздей в голове у бортинженера теперь не сосчитать. Не пройдёт таможенный досмотр – теперь уже вы решайте этот вопрос. – Я пошутил, предполагая, что подробности операции президент ТАСа  узнает лучше сам от местных помощников.

 –  Кептен,- успокоился Басам – сколько  нужно заплатить доктору?

 – Да ерунда, уже оставили сто баксов. Подвезите лучше теперь в аптеку…

 –  Да, конечно, хорошо…, – и, немного подождав,-  Михаил, тут скоро у нас начнутся тоже проблемы с керосином….

 – Ну и….

 – Как бы выполнить пару рейсов за ним к соседям за границу.

 – А то, что наши коллеги поломали самолёт с вашим резиновым баком на прерванном взлёте, вы знаете?

 – Да, слышал…, но мы  не можем остановиться!…

 –  А мы сыграть в ящик!

 – Я очень хорошо заплачу! Больше чем за опасный груз!

 – У меня есть экипаж. Сам такой вопрос я решать не буду.

 – Кептен, поговори, прошу, я в долгу не останусь…

 – Ладно, посмотрим, не завтра ведь лететь…

     На неделю, пока бортинженер отходил от анальгетиков и привыкал к новым болезненным ощущениям по восстановлению шевелюры, его место занял Сергей.

Двойную нагрузку переносил без ропота.  Он был физически хорошо  развит, и сил ему хватало,  а недавний  же взлет заставлял всячески стараться хоть как-то сгладить свой «прокол».

      Война закончилась. К  счастью, белых из бывшего Союза, тех, кто не смог вовремя определиться, на чьей стороне выступать, сильно не тронули. Посадили на некоторое время в тюрьму,  попугали расстрелом, выпустив очередь в тюремном дворе поверх голов, и отпустили. Большинство, пережив не лучшие минуты в своей жизни, улетели домой. Другие, у которых отобрали все деньги,  зная, что на любимой Родине им придется стать в очередь возле мусорника, остались снова испытывать свое счастье. Благо работы хватало – дорогу регулярно подрывали, а жизнь восстанавливалась. Да и новое правительство пыталось укрепиться, скупая военную технику.  Компанию ТАС подключили к перевозке вооружения и боеприпасов из Порт-Нуара. Военный хлам, от которого избавлялись армии других стран через многочисленных посредников, представлял зачастую серьезную угрозу для перевозчиков: – Гранаты, патроны, мины и другие штуки, производимые для того, чтобы человеку стало однажды грустно, лежали порой  россыпью в гнилых ящиках. Отказаться от перевозки было делом нехитрым, только в спину дышали десятки безработных, готовых задаром поменяться с тобой местом. Поэтому вопрос стоял только в том, как себя максимально обезопасить и при этом за риск получить деньги.

 Торг был недолгим. Мр. Басам, с согласия всего экипажа, оценил угрозу в 500 баксов за рейс, с условием не перевозить боеприпасы ржавые и без спецупаковки.

 Выходной день появился неожиданно. Осматривая самолет перед вылетом,  инженер заметил, что трещина на стальном пальце поворотного рычага передней стойки шасси дошла до конца. Выпрессовать аккуратно старый, снять с разбитого Ан-8 на окраине аэродрома  «новый» и поставить его на место занимало не менее суток. Каждый использовал случай по своему разумению.  Я с помощником решил выбраться в город.

 Утро располагало к походу.  Было не очень жарко, небо, умытое ночным ливнем, отдавало кристальной чистотой. Наскоро выпив по паре чашек кофе с бутербродами, уже в 9 часов  оставили за собой проходную базы.  

  Портовый город, казалось, не переживал гражданскую войну. Только редкие щербины  на стенах и заборах от пуль говорили о том, что кто-то пытался настойчиво в кого-то попасть. Результатов же не было видно, в отличие от Браззавиля.

  Слушай, здесь и люди, вроде, как другие – Сказал я Юре.

 ­ Да чем еще другие? Негры они и в Африке негры, улыбнулся Юра.

– Да, вроде, как улыбчивей, что ли, – я продолжил,  вытаскивая кинокамеру, чтобы запечатлеть панораму.

 Обзор припортового городка не занял много времени. Цены в магазинах кусались. Нищих хватало. Кинулось в глаза значительное количество белых на улицах и красивых мулаток. Их гибкие фигуры, кошачья походка плюс европейские черты лица  могли оставить равнодушным разве что мертвого.

  – А вот эту мулатку я бы погладил, эх! – провел взглядом очередную аборигенку Юра.

  – Да, французский легион стоял здесь не только долго, но, как оказалось, еще и упорно  при этом работал. Результат явно налицо. – У меня тоже невольно вырвалась мужская природа…

   За разговорами и сравнениями забрели в кафешку на берегу океана. Заказали по омару и бутылке местного пива. Солнце близилось к зениту, и ледяная жидкость отдавала приятным контрастом в теле с начинающимся зноем. Огромных размеров морской рак дополнял идиллию. Волны  в 2-3 бала доносили шум прибоя  и запах  океана.

На пляже было не многолюдно в будний день. 6-7 белых пар выделялось на фоне местной детворы.

 – Жаль, не взяли плавок.  Искупаться было бы неплохо.- Вставил Юра.

 – Давай, просто отойдем подальше да искупаемся нагишом.  – Смотри – пляж тут вдоль всей Африки.

 – Давайте.

   Расплатившись, побрели вдоль берега. Растительность подступала к самой воде. Лианы казалось, живились соленой влагой.

  Передавая друг другу кинокамеру, снимались в разбитой лодке,  в море, а то и в окружении каких-то сектантов, что-то поющих и взывающих к небу. Купались долго. Вода была прохладной и живительной. Накопившаяся усталость таяла с каждой минутой.

Обсохли и начали бодро одеваться.

 – Смотри! – вон к нам, кажется, бегут два местных кадра. – Я обратил Юрино внимание. – Наверное, мы забрели не в свои владения.

 – И размахивают, какими то палками, – Уточнил Юра.

 – Так, давай побыстрей сматываться.

Надев обувь,  с хорошим настроением двинулись навстречу.

  – Слушайте, по-моему, у них не палки. Когда те приблизились, заметил Юра.

  – Да это ж мачете……

   Дальнейшее происходило как в страшном сне и навсегда отбило охоту у обоих  смотреть боевики, где дерутся голыми руками с мечами и ножами.

    Рослые черные, не церемонились в объяснениях, времени и выборе приемов для достижения  своих целей. Летчики не успели испугаться, как мачете сверкнули над их головами. Инстинктивно я отпрянул в сторону и что есть силы, ударил рукой сбоку по опускающемуся лезвию, пытаясь изменить его направление. Почувствовал резкую  боль, но крови не было.  Тело стало пружиной. Время, казалось, остановилось. Звериное чувство борьбы за свою жизнь обострило реакцию и действия до предела. Пришел тот самый «момент истины».  Боковым зрением заметил, как Юра, уклонившись, схватился за рассеченное ухо. Сделав шаг вперед, нападавший нанес боковой удар. Я отскочил  назад и втянул живот. Лопнула  провисшая футболка, и лезвие  царапнуло  тело. Против лома ……. А тут…. и сила, и оружие.  Сознание подсказывало единственный выход –  только бежать в сторону пляжа, к людям. Крикнул: «Уходим», развернулся, сделал шаг вперед и….., запутавшись в лианах, упал. Резко повернувшись, увидел дикие, налитые ненавистью глаза аборигена с поднятым над головой средством для рубки тростника.  Машинально зачерпнул песок рукой и швырнул в лицо дикарю. Счастье не изменило. Попадание было точным. Негр схватился за глаза и отбежал. Юра, в это время, пытаясь что-то сказать по-французски, бросал деньги в лицо своему противнику. Тот же, увидев протиравшего глаза коллегу, остановился в нерешительности. Воспользовавшись заминкой, мы припустили в сторону города. Пробежав пару сотен метров, заметили еще одного местного «друга», бегущего к нам навстречу, размахивающего металлической трубой. Второй лётчик в шоке, приняв его за нашего спасителя  начал показывать ему на бегу назад,  крича: «Бандито! Бандито!» – вдруг на непонятном никому итальянском сленге. Однако помощь спешила, как оказалось, не к нам, а к тем. Схватив сходу лямку сумки с кинокамерой, черный попытался меня ударить трубой. Но не тут-то было. Теперь труба после мачете  казалась обыкновенной тростью. Перехватив ее на лету, я изо всей силы  зло ударил носком под колено черномазому, имея цель сломать  его наверняка. Тот упал,  перевернулся  и на четвереньках  стал удирать к уже опомнившимся своим друзьям, которые начали  нас  уже догонять. Захватив на всякий случай трубу, мы  рванули с Юрой к спасительному городу.

   Правая рука опухла. Рентген показал –  сломана одна из парных костей. На ухо помощника  поставили скрепки, благо хирург уже был наш знакомый….  Погуляли, покупались….

   Приближались выборы президента России. Как ни странно, но это чувствовалось  и здесь – черт знает, где от ее, любимой. Все ждали не просто перемен к лучшему. Ждали конец унижениям Великой Страны. Надоели  криминал, беспредел, развал бывшего государства и пьяные выходки нынешнего его «главы». Кандидатов в президенты обсуждали все экипажи из бывшего СССР, зная, что теперь от России будет зависеть и их будущее.

  После заруливания на стоянку в Браззавиле, к  самолету подошли консул Сергей и директор Русского дома.

 – Ну, что там новенького? За кого будем голосовать? Все окружили хороших знакомых.

 – А мы как раз по этому вопросу. Сергей сделал паузу, и продолжил:

 – Выборы состоятся в воскресенье. Урна будет стоять в Русском Доме с 10.00 до 24.00.

Официально приглашаю всех соотечественников принять участие в будущем России. Прилетайте и оставайтесь до вечера. В клубе будет накрыт стол, состоится концерт, а также выступит наш посол. –   По его лицу  заметно пробежала не особенно радостная тень при последнем слове.

   Это заметили почти все. Установилась тишина. Отношение посла к своему окружению и взаимная нелюбовь соотечественников знакомы были всем. А тут еще Сергея личные проблемы.

   Я посмотрел на консула, на его выглаженный чистый костюм, как минимум три раза побывавший в химчистке, на начищенные до зеркального блеска туфли со стертыми каблуками, на выпавший совсем не «вовремя» передний зуб, на экипаж, и понял, что сейчас я скажу то, что от меня  все ожидают. Людям вдруг захотелось устроить  нашим  друзьям праздник. Дать отдохнуть им от рутины будней и напряга внутренних отношений,  да и самим расслабиться без оглядки на официозность, тем более, что никто не позволит им оставаться на ночь с самолетом в столице.

  – Сергей,  во время войны все русские переместились в Порт-Нуар. Как ты знаешь, там очень большая община. Сюда могут прилететь на выборы разве только что единицы. И то, как вы понимаете, это вероятность сейчас чисто теоретическая. А если не будет массовости среди даже зарегистрированных здесь соплеменников, то проблемы будут у посла и с Москвой. Поэтому есть другое, более реальное и надеюсь, всех устраивающее предложение: – Мы Вас забираем отсюда в воскресенье рано утром с запечатанной урной, размещаем у себя на базе в отдельных апартаментах  с полным обеспечением, созываем всех русских, устраиваем выборы, стол,  концерт с участием лучших представительниц портового города, купание при луне, а в понедельник, с утра, первой лошадью доставляем в Браззавиль.

   Видно, где-то в душе  они на это и надеялись. Сергей с улыбкой переглянулся с Николаем Петровичем.

  – Доводы очень серьезные. Мы доложим об этом послу.

  В очередной раз, посетив м-ра  Басама,  Юра недосчитался денег за перевоз опасных грузов. Объяснение ливанца удивляло своей оригинальной простотой: – Так как запалы и взрыватели стали перевозить отдельно от мин и гранат, то перевозки он, как владелец ТАСа, считает безопасными.

  – Вот козел! Юра не мог скрыть своего возмущения. – Это он так посчитал!

  – Очередной «наезд». Проверка на «вшивость». Нужно что-то придумать,  чтобы впечатлило, и надолго. –  Я пытался найти выход, чтобы заставить Басама платить зеленые.

   – Давайте, я возьму завтра  противотанковую мину без запала и ударю по ней молотком у него прямо в кабинете. Что, у нас мало пробоин от пуль в полетах?- Предложил помощник.

   – А вдруг рванет? Испаримся ведь. Лучше уж тогда его этой миной просто по голове. Хотя в местной тюрьме мы тоже долго не протянем.

   – Ну,  надо  что-то  придумать!

А думать-то особо было нечего. Отказываться от рейсов было нельзя, полетов на коммерцию было очень уж мало. Надо было как-то припугнуть мистера, да побыстрее, так как чем больше долг, тем труднее его будет потом выбивать.

   Обсуждение способов длилось весь следующий день.

  Захватив после полетов несколько запалов для гранат, мы со вторым пилотом направились в офис. Басам встретил, уткнувшись в бумаги.

  – Ну что, какие еще проблемы?

  – Да тут  возник вчера вопрос: «Опасно ли возить запалы, взрыватели и мины отдельно друг от друга?»

  – Ну и что, – не поняв сразу к чему клонят, нехотя протянул Басам.

  – Вы ведь  знаете, что периодически мы получаем пробоины, от  местного общества охотников за летательными аппаратами, – продолжил я…-  Басам поднял глаза от стола.

   – Тащить мину, чтобы ударить ее здесь молотком, для имитации попадания пули было тяжело. А вот что произойдет с ящиком запалов к гранатам, если туда попадет она, шальная,    мы сейчас Вам продемонстрируем.

    Владелец компании непонимающе заулыбался.

  – Юра, выдергивай чеку из  запала и бросай её в угол! Я специально медленно все произнес на чистом английском, идя ва-банк.

    В свои 60 с гаком лет ливанец вдруг оказался быстрее 25-летнего Юры. Он выпрыгнул из-за стола и придержал его руку.

 – Стойте! Извините.  Я вчера просто забыл о наших предварительных условиях. Вы знаете как сейчас трудно, текучка, много посетителей, контракты. Я уже старый человек.  Заметно было, как его руки и голос  дрожали.

  – Черт побери, а ведь  ему и в свои, за 60  хочется жить. – Подумал.

  – Кажется, был договор о 500 баксах за рейс. –    Басам полез в карман за ключами к сейфу.

    В это время заглянула секретарь, и что-то спросила его по-арабски.

  – Все, сегодня я никого больше не принимаю! Закрой дверь!  – Он бросил по-английски.  На его лбу проступила испарина.

   – Как у вас дела дома? Кто в России будет президентом? Ливанец старался как-то сгладить свой испуг и за это время прийти в себя.

  – Да вот мы бы хотели провести голосование у нас на вилле. Русские ведь после войны  все здесь, в Порт-Нуаре  – продолжил я, вдруг понимая, что сейчас есть возможность убить сразу и второго зайца. – Узаконить нахождение на территории своей базы Сергея и ГРУшника. – Нужно только Ваше согласие. Обеспечение и порядок остается за нами.

  – Да, конечно, с посольством нужно всегда поддерживать хорошие отношения. – Передавая деньги Юре, согласился ливанец. – Выйдем, покурим.

  Солнце близилось к закату. Красные сумерки отражались в небольшом искусственном озерце напротив офиса. Ливанец с любовью достал из внутреннего кармана дорогую кубинскую сигару, и, наслаждаясь, закурил, окончательно придя в себя.

  – Кептен, ты не сможешь узнать у себя  там, на родине,  за сколько можно приобрести АН-12  с ресурсом?

  – Вопрос в принципе несложный. Но цена налички, которая должна быть роздана заинтересованным людям, может превышать стоимость самого самолета. В этом, как правило,  и  есть проблема для заграничных коммерсантов.

  – А как у вас с провозом валюты?

  – Можно нарваться на таможню или  бандитов. Время сейчас  сложное.

  Наступила пауза.  Ею и решил воспользоваться любитель острых ощущений Юра.

  – М-р. Басам, а здесь можно взорвать запал, чтобы не нести его на базу?

  – Да, давай, только бросай подальше.

 Выдернув чеку, Юра швырнул запал в дальний угол зеленой лужайки. Я провел взглядом летящий предмет. В вечернем небе раздался щелчок, и фиолетовая точка направилась в угол. 

  – Зря Юра это сделал. Теперь точно за щелчок денег не получим. – Успела мелькнуть мысль. Как тут раздался взрыв.

   Дорогая сигара оказалась на песке.

  Fuck  you!  Выругался ливанец. И с жалостью посмотрел на предмет роскоши, валявшийся теперь под ногами. Подумав немного, наступил на сигару носком и зло вдавил ее в землю. Я отвернулся, чтобы Басам не увидел моё довольное, улыбающееся лицо.  

  – М-р, Басам извиняемся, но мы должны идти, – завтра ранний вылет. Чтобы как-то выйти из создавшейся неловкой ситуации, я скорее подытожил, чем спросил разрешения, сделав серьезное лицо.

  – Да, конечно, берите мою машину, я распоряжусь,- ливанцу тоже захотелось побыстрее расстаться, чтобы больше не было видно  его испуга и раздражения.

   В воскресенье никто не летал. Россияне, и не только, потянулись к домику у входа на базу. Если кто и не имел право голосовать за кандидатов, то с удовольствием мог обсудить их программы  и расслабиться от будней за столом, который ломился от выпивки и закуски. Процедура была заранее оговорена. Избиратель подходил к столу, где стояла опечатанная урна, отмечался, брал листок для голосования, заходил за перегородку. Затем, изъявив свою волю, опускал бюллетень в ящик, подходил к яствам,  говорил тост за будущее России, выпивал полстакана из предложенных напитков, и присоединялся к уже проголосовавшим.  Попытки начать не с той процедуры неукоснительно пресекались. Гимн России оглашал окрестности Порт-Нуара, вызывая неподдельный интерес у местного населения. На проходной развивался российский триколор. Местные барышни тоже засуетились в предчувствии заработка.

   К вечеру проголосовало уже более 40 человек.  «Владельцы» урны еле держались на ногах, и, закусывая, с трудом читали фамилии в паспортах, но от добровольных помощников категорически отказывались. Постепенно гимн сменился менее торжественной, но более веселой музыкой – начались танцы. Разогретый народ учуял момент и пошел в «разнос».  Сегодня пользовались преимуществом соотечественницы, которых здесь хватало. Многие из них, как ни странно,  были весьма не дурны собой, и, оказавшись волею судьбы, ошибок или авантюры сейчас здесь,  могли расслабиться,   наконец, среди своих, почувствовав себя востребованными, хоть на мгновение так далеко от своих традиций, привычек  и Родины.

   Штурман  Мазепин обладал просто гипнотическим влиянием на слабый пол. Знание стихов, куда он невзначай вставлял и свои опусы, под видом еще не опубликованных произведений знаменитых поэтов, довершали задуманное до логического конца  шутками и без штурма. Я пытался от него узнать что-то  еще о Владимире Путине, когда к ним подошла Валя.

  Соотечественница из-под Харькова была одной из немногих, кто твёрдо стоял здесь на ногах. Имела работу переводчика в порту, пивной бизнес и чёткие представления о судьбе двоих своих детей после развода с конголезцем.

  – Миша, мне надо бы в среду быть в Браззавиле. Вы  не могли бы мне сделать одолжение.

  – А я-то думал, начался белый танец. Да, не любят меня девушки, вечно обращаются только с какими-то просьбами и деловыми предложениями.

  – А вы расслабьтесь,  «собрание» – то  ведь уже закончилось.

  – Тогда приглашаю Вас на танец, а решение вопроса  о транспортировки оставлю на конец сегодняшнего вечера. – Я засмеялся.

  – Вы пользуетесь своим  служебным положением! Понимая, что вопрос фактически  решен, улыбнулась  Валентина.

  – Мне просто теперь больше нечем воспользоваться, – ты ж сама меня к нему подтолкнула…

   Летчиков набирают, Валя, по здоровью, – вставил навигатор, – что с них возьмешь? А вот  про штурманов еще Петр Великий сказал:

        Любите штурманов, любите….

  – Не везде с женщиной обойдешься только одним языком. Где-то нужно и здоровье…,  – Я с парировал. Нравились приколы на грани фола. И отвечал тем же.

      – Второй танец тогда за тобой, Саша, будешь работать языком. Рассудила, смеясь, Валя.

  Аборигенки, изрядно приложившись за будущее России и почувствовав конкуренцию,  не стали дожидаться конца танцевальных мелодий. Смуглая  Жанна решительно  воткнула кассету с африканскими барабанами. Все расступились и затихли. Одна за другой    девушки,  по-кошачьи мягко, выходили в центр. Вначале в такт с мелодией начинали извиваться руки, голова, грудь, ноги, а затем все  тело, казалось, выбивало барабанную дробь. Изящные тела выгибались быстро и призывно, легкие улыбки и блеск карих глаз  раздражали не только мужскую половину.

   Концерт удался. Танцы тоже. За будущего президента России уже содрогалась вся база в ритме явно не  национального гимна. Урна  формально должна была дождаться полуночи, чтобы быть опечатанной.

  – Надо бы освежиться. – Подошел Петрович.

  – Секунду. –  Я посмотрел на часы. – Сейчас  возьму у армян автобус.

  – Я ведь тоже искупаюсь, есть еще желающие?! – На просьбу командира ответил инженер армянского экипажа, доставая ключи.

  Народу набилось предостаточно. Но собранный умелыми руками ереванцев из всевозможного металлолома  басик тянул всю команду уверенно по ночным  улицам  Порт–Нуара.   Океан притих. Яркая луна пробивала тонкую облачность, освещая пустынный берег. Народ, раздеваясь на ходу, прыгал в воду. Хоть акулами здесь и не пахло, но плыть от берега далеко никто не решался. Туземки, смеясь, по-домашнему  не обращая ни на кого внимания, раздевались донага. От увиденной картины  Абрацумян, забывшись, хлопнул дверью по руке, и пустынный берег услышал отборный многоэтажный мат сразу на нескольких языках и наречиях….

   Вода бодрила и действовала отрезвляюще. Через час возвратились на базу.

   Автобус встретил Саша. Штурман, улыбаясь, коротко доложил:

  – Апартаменты подготовлены, прошу следовать за мной.

 Завернув за угол вместе с гостями, мы увидели возле пустой виллы построенных строго в ряд шестерых местных красавиц.

  – А это что за бойцы без автоматов? Засмеялся консул.

  – Автоматы ваши. За все уже заплачено. Еда и напитки внутри. А нам уже сегодня на вылет. – Объяснил Александр, передавая ключи и коробку с разноцветными пакетиками Петровичу.

  Новая работа не вызвала особого энтузиазма. В Порт-Нуаре  для нас тоже кончился керосин. Хоть предлагалась и хорошая оплата, но возить внутри самолёта  резиновый бак с горючим из Габона было похуже,  чем военный хлам. Опасность была двойная: При изменении в пространстве продольной оси самолета и скорости, керосин в  резиновом баке перетекал, изменяя  его центровку, плюс через дренажное отверстие горючее выплескивалось на пол. А там, в полу было столько разных реле и контактов.…  Все равно, что со спичкой ходить внутри цистерны с керосином. Предлагалось через день возить по 16 тонн. Если нет – то все воздушные  перевозки останавливались вообще.

Огромный «презерватив» сам весил около тонны и занимал все пространство грузового салона. Инженеры чесали репу. Как закрепить это чудо, как перетянуть ремнями, исключив до минимума движение горючего.

  Решили начать с 10 тонн. В трех местах  перетянули  пузырь до пола  двойными ремнями и цепями. На горловину дренажа надели полиэтиленовые пакеты. Взлетать решено было с закрылками 20 градусов, чтобы не было большого изменения тангажа при отрыве.

  После перелета в Габон Ан-12 поставили на дальнюю стоянку. К воздушному судну подогнали сразу два Т.З. (топливозаправщика). Заправка  шла одновременно  в крылья и  «презерватив». На с-те  остались инженеры. Мы пошли подавать флайт-план на обратный путь и перекусить в припортовой буфет.  Климат здесь был более влажный. Солнце только появилось на горизонте, а комбезы  уже прилипли телу. Хотелось только пить. Заказав для себя и инженеров бутерброды с колой, уселись в тени аэровокзального  кафе. Вентиляторы  только еле сдували пот. Охлаждающая  пищевод, кока-кола тут же проступала наружу. Не дождавшись машины, пошли, прячась в тени аэровокзала к самолету.

  Спецы уже заканчивали крепление и заправку бака. Огромная «сосиска», перетянутая цепями и ремнями напоминала  прямую кишку из учебника анатомии. Пнув ее зачем-то несколько раз ногой, я старался предугадать поведение ВС  на взлете и  посадке.

  Горючее перевозили неоднократно и в Анголе. Но там были бочки, которые к тому же жестко отбраковывались при наличии течи. Здесь же был  чистой  *воды* эксперимент  с участием в нем не очень  заинтересованных лиц.  Ясно было одно – самолет не должен был  делать резких маневров вдоль продольной  оси.

 Загружая винты,  плавно отпустил тормоза, благо полоса позволяла ее не экономить.

  – Я взлетаю, Юра поможешь, если что.

  – Хорошо. Юра положил руки на штурвал.

      Поплыли, плавно ускоряясь, навстречу бетонные плиты. Подошла скорость подъема носового колеса. Но надо было ждать, пока самолёт сам попросится в небо. От ускорения на разбеге керосин загрузил хвост, и Ан-12  вдруг начал  резко задирать нос, тем самым, увеличивая еще больше заднюю  центровку за счет перетекания жидкости. Раздался хлопок, как выстрел и Виктор, наблюдающий через окошечко за баком, закричал: «лопнула  задняя цепь и ремни!». Теперь уж  Ан-12 пытался сходу выполнить «мертвую» петлю. Прекращать взлет уже было поздно.

    Увидев, как самолет стал вдруг на «дыбы»,  донеслось от диспетчера:

  –  ТАС11312  у вас все нормально?

Отжав штурвал от себя полностью, выкручивая триммер до отказа,  мы отчаянно пытались вывести самолет в горизонт……..

  – Спросил очень вовремя… – не имея возможности хоть как-то повлиять на ситуацию, прокомментировал «Вышку» бортинженер.

       Шоу не получилось. Рулей хватило.  Нехотя кормилец начал опускать нос. Проскочив над границей аэродрома, метр за метром, набирая высоту, машина, стреноженная рулем высоты, рвалась вверх, как молодой жеребец, не понимающий, что от него вдруг захотел наездник. Набрав 200м, начали по градусу убирать закрылки.

       На 1000м, всё и все успокоились. Жидкость равномерно распределилась по грузовой кабине, и летательный аппарат, наконец, превратился в объезженную лошадь.

  – Виктор и Сергей! Открывайте дверь и попробуйте опять перетянуть бак. Теперь нам предстоит еще как-то сесть.

  Но это  распоряжение кептена было почти лишним. Они сами ждали этого момента и,  открыв  гермодверь, выскочили в грузовую кабину.

   Понемногу набрали четыре тысячи. Дальше подыматься в негерметичной кабине было уже опасно.

Виктору было около 60. Зайдя в кабину, он, тяжело дыша, выдавил:

   – Всё нормально командир, сердце, черт,  выскакивает из груди. Можно герметизироваться. Дверь закрыта.   

   – Юра,  включай плавно отборы.

По ушам не сильно ударило давление. Но всем сразу стало легче. Летели молча. Каждый думал о своем.

  – Ну что, первый тайм мы уже отыграли. – Улыбнулся бортинженер.

  – И не сыграли, ….. «не в ТУ СТЕПЬ». Поддержал его Юра.

   Снижаться начали заранее. Постепенно гася скорость,  выпустили шасси и механизацию крыла.  За счет торможения  теперь загрузился нос. Стараясь не изменять больше балансировку,   подошли к началу коротковатой полосы  Порт-Нуара с недолетом  и на повышенной скорости. Напряжение достигло пика. Родная земля должна была нас сейчас принять или отторгнуть. Но все теперь оказалось проще.

 – Внутренним ноль! –   под ногами мелькнула полоса.  Юра затянул двигатели за проходную защелку.

 Я потянул в последний момент штурвал, плавно переломив траекторию снижения.

Задняя часть «резинки» надулась, что позволило самолету опять  *взбрыкнуть*. Вместо привычного движения штурвала на себя, пришлось его грубо двинуть вперед.

  Ан-12 ткнулся на три точки в полосу. Топливо двинулось вперед, сжав до основания передний амортизатор.

   – Внешним ноль. Внутренние с упора! Внешние с упора, – я зажал тормоза, взяв штурвал полностью на себя, останавливая груженую под предел машину. 

   К зарулившему  на стоянку с-ту тут же подъехала машина для слива топлива, трейлер  с тюками и прочим барахлом на Браззавиль. Аэродромные мальчишки, подпрыгивая возле носа самолета, что-то кричали, показывая экипажу на основные колеса.

  В шелесте вращающихся на выбеге винтов, донесся голос штурмана:

   – Вечером напьюсь, даю честное слово.

Молча  инженеры взяли канистры с водой, и  пошли поливать тормоза.

 Я со штурманом, открыв дверь в грузовой отсек, остановились. – Из сорвавшихся дренажных пакетов на пол вылилось не менее двух ведер керосина. От испарений нельзя было дышать в уже нагревшемся под солнцем,  отсеке.

   – Саша! Быстро открывай рампу, пока мы тут не взорвались! – Сориентировался штурман.

  Я шагнул вовнутрь и быстро распахнул для сквозняка входную дверь.

   – Да, сейчас бы только закурить…… –  Прокомментировал увиденное, подошедший Саша. Через паузу добавил: – Все, что осталось, вымокаем тряпками и зальем мыльным раствором. Все будет нормально.

    Привезенного керосина хватило на две заправки. Опять встали. После бурных обсуждений всех вариантов, собрали цепи и ремни со всего аэродрома и сделали еще один пробный рейс с 10тоннами, заизолировав получше  дренаж. Обошлось без особых приключений. Через  несколько дней довели заправку «презерватива» до 13 тонн, и на этом остановились, не смотря ни на какие просьбы и угрозы м-ра  Басама.

       На ужин не пришел  инженер Сергей. На мой вопрос: «Что случилось?». Инженер по радиоэлектронному оборудованию зло бросил:

  – Пошел защищать честь и достоинство.

  – Давай, рассказывай, подробнее. Кто обидел Сергея?

  – Да задолбал  он своей тут нас всех любовью. Мало того, что общается с ней с гордостью без презерватива, плюс к тому же она остается одна на вилле, когда мы уходим на полеты.

    Я знал местную подругу спеца.  Перешедшая от предыдущего экипажа «по наследству», она не отличалась особой красотой, зато  была по-собачьи предана каждому новому «хозяину».  Не наглая и по-матерински заботливая к очередному благодетелю, она помогала в шестимесячных командировках снимать не в меру зашкаливающее «давление». Препятствовать этому было не только бесполезно, но и просто опасно.

    Полугодовой отрыв от дома, тяжелая, часто однообразная работа, местные болезни,  нередкий стресс  и очень узкий коллектив сказывались почти на всех. Кто-то замыкался в себе, кто-то входил в «штопор» с бутылкой, другие становились раздражительными и обидчивыми по пустякам.     И хорошо, если командир был сам на «высоте». Кое-где доходило и  до драк.

    Так что это было если не лучшее, то, по крайней мере, не худшее из зол. Ради бога. По крайней мере, с Сергеем проблем не было. Спец был классный.  Другое дело, что она оставалась  «дома», где у экипажа хранились немалые деньги.  А  все хотели все-таки их привезти в другой дом. Риск потерять всё был чересчур велик.

    Тут  вдруг вспомнил, что встретил сегодня  эту «барышню» на проходной базы с синяком под глазом, заметном даже на ее темном лице. И вздрогнул от возможных последствий.

    – Да он что, пошел разбираться в ее трущобы?! – вопрос повис в воздухе. Всем четко представилась возможная развязка. Хоть инженер обладал недюжинной силой, но пойти бить морду обидчику  в его черный квартал  было просто безумием.

     Ночью практически никто не спал. Я через каждых два часа подходил к окнам виллы Сергея, в надежде увидеть не пустую кровать. Никак не хотелось думать о нем в уже прошедшем времени.

    «Боец» явился под утро.

   Уставший и злой я начал без вступления и дипломатии:

    – Сергей, ты что, полный придурок?! Ты вообще подумал,  чем это могло закончиться?

    – А что, если мою подругу обижают, я за нее не должен был вступиться? Я что не джентльмен?

    – Да  нет, дорогой мой, ты просто  идиот! Представь только на секунду, что я бы говорил твоему уважаемому отцу, сыну, дочке и, наконец, жене, передавая им гроб с твоим трупом, если бы его еще только здесь нашли. Какую красивую историю должен был бы  сочинить о твоей героической гибели. Ты что, собираешься ее привести в Россию и развестись с женой?!

  – Но ее ведь ударили за то, что она встречается со мной……

  – И не только с тобой. Было бы странным, если было бы наоборот. Это ее заработок и профессия.  Короче, крыша у тебя,  парень, видимо поехала совсем. С завтрашнего дня чтобы ее на вилле без экипажа не  было ни секунды. Любое твое, а впрочем, и всех остальных,  движение с базы только с моего личного разрешения. Нет, – на все четыре стороны. Обойдемся. От приключений и так уже тошно. Все, расходимся, через час на вылет. Кстати, завтра посмотришь всю проводку управления,- где-то что-то трёт по рулю высоты….  

  Профилактика имела вдруг неожиданное продолжение. – Вечером следующего дня, поймав командира на проходной,  переменная любовь, вытянув руки по швам, просила на почти чистом русском языке разрешение остаться на базе до утра.

  «Вот так,  скоро и проститутки будут ходить строем и песнями, чеканя шаг». – И чтобы не рассмеяться просто махнул рукой в сторону инженерного домика.

  У бортинженера дома возникли проблемы. Неделю длились поиски  равноценной замены. Прибывший,  наконец, из Ульяновска Валентин, без лишних формальностей начал летать вместе с коллегой принимая самолет и входя в курс дела.

   В Браззавиле на маленьком пятачке грузового перрона сосредоточилось 5 Ан-12.

Уткнувшись друг другу под крыло как птицы, разрулиться они могли теперь только в строгой последовательности.  В тени разбитого ангара собрались экипажи. Все обсуждали вчерашнюю находку нашего инженера.  Хоть отверстия, или как их тут называют *дырки* в крыльях и фюзеляже от попаданий многие в своих самолётах находили и раньше, но на этот раз пуля на излёте застряла в качалке управления рулём высоты. Ей  не хватило скорости разрушить подшипник и выбить тягу управления. Экипажу, конечно, явно повезло но особой радости это не вызывало, учитывая, что работать оставалось ещё  два месяца а откуда летят такие *подарки* не знаешь, чтобы можно было бы как-то без них обойтись. 

     Сегодня появились на стоянке и новые любители авиации из Украины.

  – Ну что хохлы, як самостийнисть? Сало в шоколаде привезли?

  – Всэ тэ, що москали ще не зъели среди бэрэзок – у нас  осталось на вилле. Приходьтэ, горилка ваша.

  На колкости никто не обижался. Все засмеялись. Авиационный мир очень тесен.

Многие учились вместе в не такие уж плохие советские времена  или встречались раньше. Начались расспросы.

   – Какая тут у вас обязательна загрузка? А то тут нас  «грузят» сразу на бесплатные 20 тонн. Не хочется быть штрейкбрехерами.    –  Командир с Украины решил прояснить для себя обстановку.

  – Да  в общем у всех по разному. – Начал Махарадзе.  – обязательный минимум от 14 до 16, перегруз от 150 до 250 за тонну.

  Мой штурман хлопнул себя по плечу.

 – Миша, меня что-то укусило. Больно, зараза.

 – Стой! Держи руку, не отпускай,  сейчас посмотрю.

 – Слушай, да это африканская пчела,- приподняв майку, я вытащил ее  за крылья.   – Пошли в самолет.  –  Надо выдавить яд и смазать ранку.  Я сжал сильно кожу вокруг укуса до тех пор, пока не появилась кровь. Поднявшись на борт, достали сильный антисептик, оставшийся еще после «ремонта» головы бортинженера и обильно им смазали ранку.

   – Ладно,  командир,  хватит, пошли к ребятам поскорей, пока я не забыл анекдот.

  – Так вот, –  вернувшись к ангару начал Саша.  –  Едут в одном вагоне негр и хохол.

Негр ест бананы. Украинцу захотелось их попробовать, он и говорит: – Слушай друг, вот я николы не пробував цэй заморский фрукт. Дай вкусить.  Негр оторвал банан и протянул хохлу.

  – Штурман  вдруг остановился. Странно как-то вздохнул. И тихо  произнес:

  – Мне плохо……

 Я развернулся и побежал к  самолету, где стоял заказчик рейса. Развернув его к себе за плечо,  четко произнес по английски:

  – Мне срочно нужна машина. У нас проблемы со здоровьем штурмана.

Но франкоговорящий бизнесмен, только непонимающе заулыбался.

  – Мне нужна машина!!! …едрёна мать!!! – я заорал это по русски с таким выражением лица, что заказчик  внутренне ощутил, что если он не поймет сейчас на подсознательном уровне то, что от него требуется, то в следующую секунду  от командирского кулака у него просто оторвется голова. Вытягивая на ходу ключи, он побежал к стоящему за перроном джипу.

 Подъехав вначале к самолету, я подскочил к рампе.

   -Валентин! Быстро в джип. Сопроводишь в посольство штурмана. Его укусила,  объяснишь там,  пчела, если он сам будет не в состоянии что-то сказать. Через пару минут,  забрав возле ангара навигатора, машина скрылась за поворотом.

  Разгрузившись, ждать уехавших не стали. Зная, что они смогут сами без проблем добраться домой любым самолетом, вернулись в Порт-Нуар на второй вылет,  тем более, что погода «звенела».

  Через три часа оказавшись снова в столице,  я позвонил консулу.

  – Сергей, ну что там с нашим Сусаниным? Он возвращаться думает?

  – Да ты знаешь, сейчас уже все нормально. А вначале положили его под капельницу. Чуть было не задохнулся. Дикая аллергия на пчелиный яд. Она влепила ему прямо в сосуд, поэтому так быстро все начало развиваться.  Еще немного пусть отлежится, и через пару часов с таблеткам отправим его к вам. Вовремя привезли……

  За ужином без Саши было непривычно тихо. Разговор  все время крутился около африканских болячек и способов их лечения. Вдруг открылась дверь, и на пороге появился самый настоящий вурдалак. Все оцепенели и застыли с открытыми ртами. В гробовой тишине со звоном  упала на пол кастрюля с борщом  у  поварёшки.  Такого урода трудно было представить даже  в страшном  сне. По  голубому комбинезону  угадывалось, что он все-таки раньше принадлежал штурману.   

    Минут через пять до всех стало доходить, что как ни странно, но это все-таки это наш Саша Мазепин. Аллергия раздула его слегка полноватое тело самым невероятным  и диким образом, – неравномерно и сильно. Пьер Ришар в *Невезучих* – просто неправда. Свисающая левая бровь, закрывающая почти полностью глаз, как у Гоголевского Вия, оттопыренное, массивное, словно отмороженное  правое ухо, перекошенный рот и огромный  нос, вызвали бы ночью в темном переулке истерику у любого «Рембо». Теперь уже трудно было сдержаться. Понимая, что человеку будет  неприятно,  все,  отворачиваясь, с трудом подавляли смех и прятали  улыбки.

   Штурман нашелся сам.  Махнул рукой и сказал:

  – Да ладно.  Что там.  Смейтесь, сволочи!

 Вошедший следом Валентин, довольный произведенным эффектом, рассказал за столом подробности.

   В джипе Саше становилось все хуже. Он лег на заднее сиденье и начал задыхаться.

 – Валентин! С трудом, вытаскивая паспорт и ручку из кармана куртки, – прохрипел он.

 – Запиши мой адрес в паспорте….

 – Да ты что, все будет в порядке, успокойся.

 – Запиши, я тебе сказал, адрес. Пиши, я тебе говорю.

  Город Ставрополь, улица Трудовая, дом 45, квартира 18. жену звать Лена.

       Он перевел дух.

  – Теперь поклянись, что доставишь мое тело жене и детям.

  – Саша! Ты что? Сейчас тебе сделают укол, и все будет нормально.

  – Я умираю, поклянись, я прошу тебя, – прошипел из последних сил.

  – Клянусь……

  – Деньги я спрятал в кондиционере. Открутишь четыре болта на крышке и найдешь.

 Дай слово, что отдашь их моим близким.

  – Да брось ты, сам отдашь.

  – Поклянись, – уже прошептал, синея, штурман.

   Навигатор  не летал еще пять дней. Пугать Африку  своей рожей не было никакого желания, да и чувствовал он себя не важно. От многочисленных предложений экипажей со всей базы сфотографироваться с Сашей-вурдалаком скромно отказывался, даже за бутылку виски для своей команды, в чем естественно не находил взаимопонимания.

    Шел  шестой месяц командировки.  Ужасно хотелось домой. Притупилось чувство опасности.  Ощущалась общая усталость, граничащая  порой с безразличием. Полеты выполнялись уже машинально в состоянии зомби. Все кончилось неожиданно быстро. Видно существует предчувствие беды. Что-то подталкивало меня каждый раз все более и более  внимательно осматривать самолет. Постоянный перегруз и разбитые полосы  должны были рано или поздно как-то проявиться.

   В этот день, подымаясь по трапу в забитый до отказа кукурузным маслом  аэроплан, я скользнул взглядом по нижней поверхности крыла и замер. Что это? Обычно от разболтавшегося винта или заклепки тянется  вдоль потока сужающаяся полоска грязи длинной максимум 10-15 см, а тут на силовой панели тонкая линия с волос сантиметров 20-25.

   – Сергей! А ну дай-ка мне стремянку….

Поднялся под крыло и провел ногтем поперек линии. Уступ! То есть трещина. От возможных последствий прошиб озноб.  

  – Так Сергей, отлетались. Насколько я помню по авиаинституту, на нижней панели трещины не допускаются совсем.

  – Что делать?

  – Разгружаться. Я поеду в контору, объясню проблему Басаму и позвоню в компанию.

     Басам уже все знал. Разведка работала.

  – Ну, что, Кептен, будем делать? – начал он без вступления, улыбаясь.

  – Мне нужно позвонить Вадиму.

  – Сейчас я его наберу.

  – Алло! Вадим, тут на центроплане, между вторым двигателем  и фюзеляжем, внизу, на силовой панели трещина до 25 сантиметров. Кажется, приехали…….

  – Сейчас я свяжусь со своим главным инженером. Позвони мне через полчаса.

    Я передал трубку ливанцу.

  – Меня попросили перезвонить через полчаса.

  – Командир, чай, кофе?

  – Если можно, зеленый чай.

     Владелец  TAСa  нажал на селектор и что-то сказал по-арабски.  

  – Трещина – это серьезно?

  – Самолет без крыла летает не совсем прямо. Вращается, и стремится против желания летчиков встретиться быстро с землей. При этом очень трудно сохранить целостность груза.

  Несмотря на сложность,  Ливанец понял смысл и засмеялся.

  – Командир, когда ты прилетишь снова? Сколько нужно времени на ремонт?

  – Наверно, не меньше месяца…….

  Принесли чай.

  – Слушай, у нас тут так неплохо получалось…, с вами и не было больших проблем….

     Да,  знал бы ты все наши проблемы, – подумал я, пригубив чай, но вслух произнес:

  –  Да и нам работалось с умным человеком  приятно. – и вдруг подсознательно почувствовал, что сюда я больше не вернусь, и этого хитрого, но умного Басама с диагнозом: «рак горла», вижу  последние разы. Стало грустно, и замолчал.

  Несмотря на все запреты, ливанец  вдруг закурил. Наверное, он  подумал о своей родине, которая тоже бросила его сюда для добычи средств будущей независимости. Пауза не была для обоих неудобной. Каждый думал о своем, но связанном  друг  с  другом. Как ни странно,  что-то было общее у двух таких разных по возрасту и по социальному положению людей. Скорее всего, это было отношение к жизни как  таковой и ее ценностям. Ироничный взгляд на все со стороны. Он отхлебнул  кофе, и снова набрав номер Вадима,  протянул трубку.

  – Алло! Миша! – раздалось на противоположной стороне.

  – Да, это я.

  – В общем-то, решение главного инженера такое: – засверлить трещину в конце сверлом  3 миллиметра и продолжать работать. 

  – Это что, серьезно?

  – Да, а что?

  – Передайте, пожалуйста, этому специалисту,  знатоку сопромата, что я найду здесь такое сверло и сделаю дырку,  где это требуется, но летать он на этом аппарате будет сам. Для сведения Вадим: – на нижней панели трещины не допускаются вообще, так как в полете она работает на растяжение.

  – Так что делать?

  – Вызывать сюда заводчаков из Киева, пусть разбирают, клепают  и делают заключение.

  – Перезвони мне завтра еще вечером.

  – Ну, что нового, Майкл? – Басам посмотрел с надеждой в глаза.

  – Будем собираться домой…, – допил чай.  Спасибо,  я пошел.

   В конце недели было принято компромиссное решение – перегнать пустой самолет с минимальной заправкой до базы в Зимбабве.

   За день до отлета, на проводы экипажа вдруг зашел ливанец. Несмотря на веру, он пригубил виски, посмотрел на севшую за окном ночь,  улыбнулся, и сказал:

  – Аллах не видит, а мне скоро к нему. Удачи и счастья Вам во всем!

    Он пожал руку и тепло  поблагодарил каждого специалиста за проделанную работу. Уходя, спросил провожающего его к машине командира:

  – Кептен, у тебя есть ко мне  вопросы?

  – Да я вот как-то нашел в старом  офисе книжку о строительстве железной дороги Порт-Нуар – Браззавиль. Судя по подчеркнутым красным карандашом местам, мы сможем долго с Вами работать….

  – Я лучше ничего не скажу. Ты и так все понял…  Он хитро улыбнулся и добавил: 

  – Бизнес….

  К сожалению, на этом наши приключения не закончились. Инженер по самолёту и двигателям Сергей, как говорится, *попал*…. – Все шесть месяцев командировки он общался со своим отцом – профессиональным  охотником,  на предмет выбора ему по размеру ботинок  из экипировки *солдат удачи*. Обувь у тех была классная. Лёгкая, прочная, удобная, тёплая и влагонепроницаемая. Наступая на мину надо было бояться только за ногу. Главное, как говорили головорезы, трудно потом  найти эту ногу….  Ботинок при этом оставался целым для следующего *кандидата на удачу*…. 

 Наконец-то, из Якутии был получен факс с отпечатком ступни отца и подарок на юбилей любимому родителю через несколько дней появился в Серёгином командировочном бауле.  И это была роковая ошибка. Он забыл, из какой страны собирался улетать. И конечно, на *телевизоре* таможни они были увидены. Когда же ботинки были изъяты из сумки, у негра-таможенника загорелись глаза…. Он смотрел то на свои лапы в обыкновенных пляжных вьетнамках, то на завораживающее *чудо изделие*, то обратно на свои немытые ноги…. К несчастью размер был явно его. Ни уговоры, ни угрозы  всего экипажа он уже не слышал, как не видел и взятку по стоимости превышающую  цену ботинок. – Он уже видел завистливые взгляды своих соплеменников в местных трущобах….

  – Не положено. Военное обмундирование.

    На  Серёгу было страшно смотреть. Лицо стало серым, от напряжения и злости выдались вперёд скулы, кулаки сжались. От прямого конфликта его еле удалось спасти всем экипажем.

  Волею случая Сергей на перелёте домой из Зимбабве  сидел со мной.

  – Что будете пить? – Подошла стюардесса.

  –  Я ответил:- «Мартини»,- Серёга, ты что молчишь? Пить будешь?

  – «Мартини», – и опять погрузился в свои мысли….

    Прошло полчаса. Стюардесса была опять рядом.

  – «Мартини»,- заказал я опять.

  – А я виски, – инженер даже не взглянул на девушку….

   В следующий заход были опять «Мартини», а для Сергея – водка.

 Через пять часов полёта все мыслимые напитки на борту лайнера были продегустированы и ни слова сказано к командиру.

  Вдруг Сергей вытащил  литровую бутылку «Амарулы»,  купленную заранее для семьи:

  – Миша, давай выпьем!

  – Серёга, ты же купил её для дома. Зачем распечатывать целый литр?

  – Давай выпьем!

  – Давай лучше возьмём что-то у бортпроводника. Здесь ведь за всё заплачено.

  – Я хочу сейчас «Амарулы»!

  – Ладно, наливай, – стало понятно, что товарищ находился  уже в крутом штопоре, и сопротивляться ему бесполезно.

   Налив по полному стакану чудесного напитка, молча выпили.

   Инженер вдруг приподнялся, махнул рукой как саблей и крикнул:

  – Да хрен с этими ботинками! – Соседи в рядах притихли и повернулись, –  так  более чем  через девять часов с момента потери подарка на лице Сергея появилась, наконец, улыбка. Жизнь налаживалась!

   PS:

   Приехавшие в Зимбабве прочнисты, из КБ Антонова, поставили самолету диагноз: – Еще бы пару полетов и ….- Только в песне бывает, что можно летать на честном слове и на одном крыле….

7. Взять интеграл

Михаил Киян

Сессия в Авиаинституте приближалась. Вечерникам полагалось две недели отпуска с сохранением среднего заработка по месту работы для сдачи зачётов и экзаменов  в учебных заведениях. Особых трудностей у меня с учёбой не было, и я решил *обнаглеть*…   – Сдать сессию работая, а отпуск взять позже, чтобы съездить  домой, к родителям….   На вопрос начальника цеха:

 – А если получишь двойку?  –  Я других тогда умных мыслей не нашёл. Поэтому самоуверенно засмеялся:

 – А я на неё и не рассчитываю…

 – Ну, смотри, тогда вместо тебя отпустим Михайличенко. Людей лишних нет. Потом уж не просись…

  Что тут сказать… Я на двойку не рассчитывал, зато она на меня точно. Немцов, как в воду глядел. – Накаркал.  Через день первый мой зачёт по высшей математике был оценён преподавательницей в два балла. Спустя два дня опять «два». Третья, последняя, попытка «взять интеграл», из предложенных по заданию, оказалась равной предыдущим. Женщина вздохнула, посмотрела мне в глаза, и сказала:

  – Ладно, допускаю Вас к экзамену без зачёта. Но если не сдадите с первого раза, то сразу – «на вылет».

  Я вышел из аудитории и запах свеженатертого паркета навеял сразу  образы свеженачищенных солдатских сапог, казарму и плац….   Это был настоящий провал! Зачёты и экзамены шли сейчас почти сплошным потоком, плюс работа, поэтому разобраться и понять принцип  дифференцирования и интегрирования времени не было. Пол института под ногами начал не только оседать, но и явно проваливаться….  Мысли судорожно, не задерживаясь, носились по пустой голове. Даже «заболеть» было нельзя. Я не мог подвести стоящих за мной людей, учитывая их ко мне не только расположение, но и снисхождение. Только недавно я уснул сидя с отвёрткой в руках от усталости прямо в цеху, открыв по жалобе рабочего электрошкаф работающего  токарного станка.  Тогда я проснулся от резкого толчка чем-то тупым в правый бок. В цеху было темно и тихо. Вокруг меня стояли люди. Начальник цеха был бледный и с доской.  Понимая теперь, что произошло, он, откашлявшись, заикаясь, сказал:

 – Марш быстро в общагу. Выспись.  Ещё одна такая остановка всего цеха и я тебя выгоню. – Историю тогда замяли, учитывая, что жалоб на меня никогда не поступало.

      Но есть на свете счастье! На заводе вдруг была объявлена неделя донора. Сдавшим кровь полагалось два дня выходных, начиная со следующего, бесплатный обед и 100граммов  красного вина. С робкой надеждой я утром обратился к Немцову:

  – А мне можно сдать кровь?

  – Иди, сдавай.

  – А кто вместо меня будет работать?

  – Ну, тогда я сам пойду в цех. Кровь сдавать – это дело святое.

  Я вышел из цеха, окрылённый удачным стечением обстоятельств. Прошёл без замечаний исследование на болезни крови и лёг под иглу. Ещё через полчаса, отоварив в столовой завода выданный мне талон на вино и отличный обед, рассуждал за едой, что везение не такая уж плохая в жизни штука. А после того, как соседи – доноры  по столу ещё и угостили разведённым спиртом, то жизнь стала казаться совсем безоблачно-счастливой.

 Это был день аванса. И хоть выпито было немного, а *закуски* с лихвой, потеря крови вызывала общую слабость и явно сказывалась на  способности усваивать какие-то задачи и решать проблемы.  Поэтому решено было пойти в кино, основательно выспаться, а завтра с 8 утра начать глубокую подготовку к решению интегральных уравнений. Забрав в кассе 60 рублей, я направился в парк им. А.М. Горького, который был в километре от заводской проходной.  Прохладная весенняя погода освежала сознание, а неожиданный отдых и предстоящий  просмотр новой французской кинокомедии успокаивал и грел душу.

  – Слышь, парень! Дай 20 копеек, на кино не хватает.  – За аркой входа в парк ко мне подошли двое парней. Один, крепкого телосложения, был выше меня на голову, а второй – *хлюпик*.  Вынув из куртки портмоне, я из пачки аванса вытянул рубль.

  – Давайте 80 копеек сдачи…. – И это было роковой ошибкой.

  – И все остальные! – Бугай взялся за отвёрнутую часть бумажника. – Я резко рванул портмоне, сунул его во внутренний карман и застегнул *молнию* куртки.  Выпитый алкоголь смягчил страшный удар в челюсть, но сил сопротивляться не было, они все ушли с потерей крови и выпитым спиртным. От хорошей физической подготовки не осталось и следа…. Я согнулся, закрыв лицо, как новый удар уже ногой в голову повалил меня на землю. Дальше били спокойно, методично, и на выбор. Хлюпик старался в лицо, а его напарник по корпусу….  Больше всего от ног доставалось голове, но почкам с печенью было тоже не легко….  Надо было что-то делать. Люди проходили мимо, сторонясь парней, бьющих какого-то пьяного,  а милицией рядом не *пахло*. Ещё немного, и я казалось, вовсе  от слабости и боли потеряю сознание. Наконец они просто, наверное, устали. С трудом встав на ноги, я попытался идти прочь, как одна рука увальня расстегнула молнию кожаной куртки, а вторая полезла во внутренний карман. Кисть его руки оказалась прямо перед моим разбитым ртом. Это был последний шанс остаться с деньгами и поквитаться за 20 копеек. Схватив его пальцы своими через замок, а другой рукой ниже локтя, впился зубами в запястье, как бульдог в соперника мёртвой хваткой. Из прокушенной вены струёй ударила кровь. Задыхаясь от её напора, я всё сильнее и сильнее, из последних сил, сжимал челюсть и руки. Кровь фонтанировала через мой рот и нос наружу, орошая асфальт, шла в желудок и лёгкие. Но мне было уже всё равно, как умереть. Противник, корчась от боли, пытался как-то освободить руку, но это было уже бесполезно. Он совсем потерял силу и был в шоке от произошедшего. Я же грыз его до потери сознания.

  Возле нас начал быстро скапливаться народ. Кровь была уже везде. Прохожим стало, наконец, интересно посмотреть на живого *вампира*.

  – Отпусти, отпусти, отпусти…. сволочь! – Стонала просьбами жертва. – Я разжал челюсть и руки. Нападавшие бросились наутёк, прорвав кольцо людей. Шатаясь от бессилия, отплёвываясь от чужой и своей крови, я отмахнулся от помощи и побрёл к канатной дороге, ведущей к общаге. Вместо интересной кинокомедии я стал вдруг участником сцены трагедии, сыграв *экспромтом* очень натурально роль кровопийцы….

  Вахтёрша не смогла сразу узнать своего жильца и бросилась наперерез, закрывая собой проход в общежитие:  

  – Давай, давай, топай отсюда побыстрей, сейчас вызову милицию! – Это общежитие!

  – Да это я, Киян, из 608 комнаты.

  – Киян?! Что же это с тобой, дорогой?  Боже! Кто же тебя так? Вызвать милицию?

  – Не надо мне проблем.  Я хорошо и сам расплатился. Кино запомнят надолго.

 Слух о случившемся моментально распространился по всей общаге. Мужская и женские половины дружно всеми доступными средствами и способами взялись за моё лечение. Но, милицию всё-таки кто-то вызвал. Объясняться, как и писать заявление я был не в силах, а ехать тем более. Мне предложили появиться на следующий день для этого в райотделе. Я кивнул головой, но уже знал изначально, что никуда не поеду, времени нет, – и  институт мне дороже. А если  хотят найти гопников, то пусть ищут по отделениям скорой помощи и больницам травмированного крепкого парня с глубокой рваной  раной на запястье правой руки.  

  Кроме боли во всем теле, ничто не отвлекало меня теперь от подготовки к экзамену. Беспокоиться было совсем не о чём. Еду мне дружно носили со всех комнат. Устроили тишину. Бежать куда-то было не нужно.  И я, наконец, понял не только принцип, но и смог разобраться во всех тонкостях решения интегральных уравнений.  Усилия всей женской половины общежития тоже не пропали даром, – через два дня опухолей и синяков уже не было. И моча из травмированных почек потеряла красный цвет. Я явился на экзамен только с небольшими рассечениями и жёлто-зелёной кожей,  практически всего лица, почти как *Шрек*, от быстро сошедших на нет синяков.

 – Давай отложим билет в сторону и начнём сразу с твоих проблем. – Преподавательница взяла заранее заготовленный листок с интегралами.

  – Возьми вот этот интеграл. – Я спокойно написал решение.

  – А вот этот? – Проблем не возникло.

  – А этот? – Я решал всё быстро и безошибочно. Когда многочисленные примеры закончились, она, видимо, сама радуясь в душе за мои решения, произнесла:

  – Молодец. По билету отвечать не нужно. У меня тогда уже не хватит времени на остальных. Но *отлично* я тебе поставить не могу. Сам знаешь, почему. И так:- зачёт и экзамен – *четыре*,- потом продолжила,- я даже не ожидала такого результата, увидев твоё лицо.  Подумала: * Вместо подготовки, где-то провалялся в вытрезвителе….* Что случилось?

  – Да, так, ничего особенного,- у меня на улице тоже пытались взять интеграл….

   Это была самая дорогая в жизни четвёртка….

  В раздевалке завода меня тоже встретили расспросами. В конечном счёте, все радовались тому, что всё обошлось без переломов и больших травм. В цеху, отозвав меня в сторону, один из слесарей сказал:

  – Миша, носи с собой отвёртку.

  – Зачем?

  – Чтобы больше так не попадаться. Отвёртка не нож. – Могла оказаться случайно. У тех, кто нападает, характеристики будут явно хуже твоей. Отвёртка же поможет большинству остановиться. Да и жаловаться, если что, вряд ли они будут. А в день получки и аванса будь поосторожней. Ты подумай….

   И я подумал. Материал был рядом. Бракованная деталь от авиационного гидронасоса и толстый плексиглас от фонаря самолёта. Задержавшись после своей смены, я занял свободный токарный станок, и через два часа средство защиты было готово.

  Слесарь оказался прав. Гопники дежурили по этим дням. Не прошло и месяца, как история чуть не повторилась.  Я шёл около часа ночи на канатную дорогу после второй смены. Впереди, за 20метров из кустов на освещённую аллею вышел ловец  добычи. Я спокойно вытащил из кармана куртки отвёртку, чтобы она вдруг не застряла  при резком движении, и завёл её за спину. В это время сзади тоже раздался шелест листьев.

Те побои и боли настолько гнетили душу, что я не хотел сейчас никого страшить.  Адреналин просто *закипел*. Только крепко сжал ручку инструмента и приготовился бить в левое плечо переднего.

  – У него в руке нож, пропусти, не трогай, своевременно сообщил напарнику вышедший сзади гопник.

  – Да, ладно…, проходи. Не тронем. – И отступил в сторону.

  – Отступи дальше или всё же достану. – Я напрягся, приготовившись к любому развитию событий. – Вам неожиданно очень повезло. Одного уложил бы сходу это точно, уж очень мне этого сейчас  хотелось….

 Через минуту, сидя в вагончике   канатной дороги, вдруг подумал:

  *А сейчас я ведь тоже взял свой жизненный интеграл…*

8. Когда и *дурак* бывает тоже неплохо…

Михаил Киян

(Фото из интнрнета)

Конфликт в общаге назревал не только медленно и неотвратимо, но и еще с предполагаемым почти на 100%  печальным финалом. – Точнее не одним фингалом и в придачу  с выбитыми еще вполне крепкими моими зубами.

  Хотя суть изначально моих претензий на тишину и чертежную доску над общим столом в вечернее время были вполне объективными.  – ХАИ был очень трудным институтом с одной моей стороны, ну а с противоположной – тройной, соседями, работягами – иметь естественное право на заслуженный отдых по полной программе с музыкой и селедкой на этом же столе, в выходные дни или даже после работы. В нашем блоке из двух комнат с общей ванной было, правда, еще, одно пространство на двоих, где обитал студент Харьковского политеха с молодым слесарем, и куда я очень просился в обмен на раздел с соседями  наших интересов – учебники и вино, но народ почему-то жестко уж уперся. Как хочешь, так и учись. В библиотеку же ходить было просто некогда – и так еле успевал на учебу после работы на нашем общем родном заводе ФЕД ….  Забегая немного вперед, скажу, что отношения потом стали со всеми настолько дружески учтивые, что иногда тоже кончались  курьезами. Но это было потом, а сейчас нос мой чесался, а зубы явно просились на выход…

 С двумя *сокамерниками* я хоть как-то мог и совладать, но с третьим вариантов не было вообще. Со мной Валера мог расправиться одним щелбаном в лоб.  По всему заводу ходила легенда, как он передвигал свой трехтонный токарный станок для ремонта…  Сила его была необыкновенная и просто фонтанировала гейзером, чем естественно он очень и гордился.

         В тот прекрасный воскресный осенний день мои соседи с самого утра *мылились* за покупками и продуктами. Обед ожидался с девчатами и танцами. Я занимался  с 9-ти килограммовыми гантелями напротив отрытого окна перед общим столом, где на каждого из нас было по шухляде. Народ уже ушел и я, делая очередное упражнение, усиленно соображал, куда можно было бы смыться с учебниками. Сзади открылась дверь. * Кто-то видно что-то забыл,*- подумал я, и перешел к поднятию и опусканию тяжестей через стороны. Увлекшись дыханием в динамике движений, я не хотел отвлекаться на выяснение, кто возвратился, и тем более зачем. И вдруг моя правая гантеля  ударилась о что-то мягкое….  И что-то тяжело рухнуло на пол.  Я глянул вправо вниз и ноги мои подкосились. – На полу лежал мертвый Валера!

 – Убил! Как так! Тюрьма! Конец всему! Как же  это так глупо!

 – На помощь! На помощь!  – Я орал, что есть мочи в коридоре общаги.- Нашатырь! Скорую! – Мне ни как не хотелось такого ужасного конца….

  Выкинув чье-то замоченное белье из тазика, я выплеснул ведро воды Валере на голову.

  Начал собираться народ. А признаков жизни заметно на лице лежащего не было….

  Кто-то вспомнил вдруг, что можно определить с помощью зеркала дыхание. Через секунду я держал его дрожащей рукой у носа Валеры. И оно вдруг через секунду, другую…, которые казались вечностью, запотело!!! Жив!

   – Вызовите скорую! Быстрей! У кого есть нашатырь!- Я был в этот момент согласен на все, только бы он поднялся.

 Принесли нашатырный спирт. Намочив обильно платок, я ткнул полупокойнику в нос.

 На бледном лице еле открылись глаза…. От радости я вдруг вскрикнул: -Живой!!! Гад!

 По столпившимся вокруг прошел радостный гомон: Смотри, смотри, живой…  А почему же *Гад*?

    Это уже было возвращение к жизни нас обоих. Отчет себе я уже не отдавал, что говорю…

  Скорая помощь приехала через минут двадцать. Валера уже к этому времени лежал очумелый на  своей кровати. Я сидел возле него радостный и готовый был обнять и расцеловать     вернувшегося  *с того света*. Гладил машинально его правую руку и неосознанно смеялся от счастья, что тюрьма мне больше не грозит а жизнь наша обоих продолжается. Со стороны, наверняка, всем казалось, что вторая гантеля меня тоже ударила по голове….

  Выписали его через неделю. – Трещина в височной кости. Заставили написать меня и его объяснительную как все произошло. Валера честно и написал: – Хотел пройти, пригнувшись, не мешая Кияну заниматься гимнастикой к своей шухляде за деньгами. Проскакивая, повернул голову, чтобы увидеть, где гантеля….

   А ведь смог бы с его силищей просто пальцем оттолкнуть меня вместе с ними в сторону на кровать….

  Еще за день до его возвращения молодой слесарь из *двушки*, встретив меня в цеху, настойчиво произнес:

  – Слушай, давай переноси свои вещи к моему студенту, ты же хотел….

  – Чего это вдруг?

  – Вам будет легче учиться.

  – А как остальные?

  – Остальные сказали: – Киян – дурак, еще ночью кого-нибудь убьет…,  пусть лучше переезжает.

  И как мы с Валерой не объясняли, что это была дикая случайность, почти никто не хотел в это верить.

Все помнили мое восклицание: * Живой!!! Гад!*….

     В состоянии шока это повторилось у меня в жизни второй раз.  В школьные годы однажды моя рука застряла на излом в трубе.  Вдруг я закричал другу от дикой боли: *Сашка, дурак, сними!* Сашка быстро поднял меня и я выдернул руку.

А потом удивленно   спросил: *А почему ты сказал на меня: ДУРАК?, зачем?*

Что тут было ответить??? Только: * Не знаю. Прости…  Сам дурак. Уже от боли не соображал.*

  Отношение в общаге заметно ко мне переменилось.  Я вызывал у многих чувство опасности.  – *Завалил такого бугая*…!   Боясь каких-то действий с моей стороны, и затем не нужных приключений все были вежливы и тактичны. Некоторые старались даже заслужить мое расположение…

   Рабочая общага жила своей жизнью. Студентов-вечерников было мало. Поэтому было шумновато. Но в нашем блоке уже никто не собирался.  Все гульки перенесли к соседям.

  Меня тоже не забывали. Если привозили вкуснейшее домашнее вино из Молдавии, то  стакан его и фрукты были всегда у меня между учебникам…. И хорошо, если не несли полный стакан….

   После общественной обильной дегустации и одобрения очередного Молдавского изделия, коллектив решил отправить дары природы и к бедному студенту. Выбор пал естественно на самого молодого – выпускника ПТУ. Ему вручили в одну руку тарелку с персиками, а во вторую наполненный до краев тонкий 200г. стакан, приказав доставить все в целости и сохранности. Сделать это было очень трудно, так как  ГПТУшнику, после пробы средне алкогольного  шедевра, было уже проблематично не попасть мимо дверей…

  Я услышал громкий крик, падение  и дальше сильные стоны. Выскочив в коридор, увидел следующую *картину маслом*: – В луже красного вина и крови корчился молодой слесарь, а персики вокруг то ли дополняли, то ли украшали общую картину…  Кровь из штанов если и не била струей, то явно и не сочилась….   Пытаясь как-то ее остановить, я разорвал штаны. Увиденное озадачило: – Осколки стекла выстроились в мягком месте в виде идеального круга диаметром 60-70мм!

  – Давай снимай майку! – Приказал я раненому,

  – Зачем?

  – Зачем, зачем. Тампон на ж…пу делать.

  – А что там такое?

  – В зеркало увидишь, – от смеха подавишься. Что произошло?

  – Да вот нес тебе вино на вытянутой вперед руке и пролил перед собой, черт бы его побрал, на линолеум.  На нем же затем и поскользнулся. Стакан под себя падая уронил,  и уселся идиот….

  Слесарь вернулся из отделения скорой помощи через пару часов. Через месяц, когда сняли швы, для особо приближенных он устраивал выставку – идеальное кольцо из колючей проволоки, которое добавилось от иглы хирурга….

  Мечта летать не давала покоя. Ошибки молодости понемногу уходили. Глаз стал восстанавливаться, а язва на ноге заживала.

Я ездил по поликлиникам всего города, чтобы не вызывать много вопросов на сдачу анализов и запоминания таблиц контроля остроты зрения и ….  И везде не дотягивал. Плюс добавились проблемы по кардиограмме. – Если бы знала  эта, дура, врач из Харьковского Высшего Военного  Летного Училища, что я пролетаю спокойно более 45ти лет, без каких- то сердечных проблем! Но тогда я был в *ударе*: – *Молодой человек, вам не летать, – вам нужно готовиться к операции….*  Вот так! Принять возрастные показания за диагноз?! А ведь до этого, я не знал даже, с какой стороны у меня в груди стучит *мотор*…

  В общем, носился по всему городу, изучая не только таблицу,  кардиограммы, но и требования к показаниям анализов крови, которые тоже были не в норме. Гемоглобина явно не хватало. Это было следствием то ли скудного питания студента, то ли следствием еще моих школьных регулярных набегов на аэродром стратегических ядерных бомбардировщиков г. Прилуки, для пополнения запасов самоделкина. И так, через два месяца я мог бы сам принимать зачеты по некоторым прикладным дисциплинам если и не в мединституте, то медучилище это точно. 

  Забрав анализы в очередной поликлинике, я с трудом проталкивался через шумный муравейник жаждущих выздороветь или что то в себе найти….  Каракули на исследованиях были не разборчивы, но я усиленно пытался что то прочитать или хотя бы угадать их тайный смысл, пробиваясь через толпу интуитивно на выход. Вот уже огромные стеклянные двери рядом. Быстрее на свежий воздух!  Я прохожу правую половинку первых, уткнувшись в записи, и вдруг со всей скорости бью лбом 6 миллиметровое  стекло половинки вторых, которые были закрыты для устранения сквозняка. Открывалась здесь только левая…  Правая нога по инерции заносится вперед. Сыпется стекло и через хорошо разрезанные брюки идет кровь…  Сзади в людском муравейнике наступает гробовая тишина.

Денег нет…, как и времени. Анализы на выдуманную фамилию. Смываться. Остановка рядом.  Я прыгнул в закрывающиеся двери троллейбуса и зажал рану рукой….

  Проблема возникла на ровном месте и не одна:

  – Зашить рану и купить новые брюки. И если первую относительно я быстро решил по скорой помощи в другой поликлинике, то с брюками было хуже: надо было занять денег и потерять много времени на магазины, которого и так не было.  Однако решение возникло быстро. Занять на два дня штаны у кого-нибудь в общаге. Сегодня в институт, а завтра в магазин одежды. Испорченных брюк было очень жаль. Они шились по мне в ателье под заказ и очень нравились.

  Всё воскресенье я мотался по городу, но тщетно. Ничего готового и приличного. Пришлось остановиться на школьных полушерстяных, темно-коричневых. Они были явно узковаты и коротковаты, но я надеялся отпороть запас, хотя бы снизу.

  ………Что-то в этот день опять пошло не так. Только я разложил брюки на столе и включил утюг, как погас свет… *Елки палки!*

  *Наверно это только на  нашем этаже* – Подумал я, и пошел на этаж ниже к электрикам, с которыми я работал в одном цеху на заводе. И…, попал на день рожденья. Света у них тоже не было, но был же день рожденья…  И без тоста уйти  просто не позволялось…  А  там для голодного студента закуска, тост второй, третий…  И вдруг я заметил, что лампочка торшера светиться. Ё кале мене…! – Пожара не было, но на брюках было уже отличное светлое пятно точно по размеру утюга….

  Сказать, что это было катастрофа, это значит, ничего не сказать. Ни брюк, ни денег, ни времени…

  Хотелось дать себе точную характеристику, пока никого не было рядом… Через десять минут, согласившись с услышанным, наступило спокойствие. Должен же быть выход….

  И он нашелся! Брюки надо просто перекрасить в черный цвет полностью! От единственной светлой мысли поднялось настроение. И через полчаса, купив  анилиновый краситель в хозтоварах, я разбирался с инструкцией, как сделать прочным окрас. Вспомнился хорошо семейный случай, когда отец по отдельности красил лоскуты распоротого костюма. Они после высыхания стали разных оттенков.  Только в цирк для клоуна! Но здесь было явно проще – перелицовывать  ничего не надо.

  Я стоял на общей кухне и помешивал в  тазике с краской свои брюки бельевыми деревянными щипцами. Работа спорилась. Окружающий народ воспринимал мои таинства спокойно до тех пор, пока я не стал обильно солить раствор для крепости окраса…  Начали живо интересоваться, – давно ли была зарплата, есть ли у меня что-нибудь покушать, или помочь бросить туда еще макарон, картошки иль мяска….  Меня что-то тоже  настораживало  в этом химическом процессе, но я гнал дурные мысли….
  Через сорок минут все было кончено. Брюки красовались угольным цветом, высыхая в переходе между корпусами.  Можно было теперь, наконец, и расслабиться…  Завтра на работу. Нужно будет только пораньше встать, отпустить штанины, подшить и аккуратно все погладить.

  Будильник к счастью на этот раз не заклинило. Хлопнув его слегка по крышке, чтобы не беспокоить соседа, я тихонько вышел, прихватив иголки с черными нитками. Сделав полукруг по общаге,  вышел в переход. И… ?!

  – Черт! Брюк не было! Внутри что-то оборвалось. Их украли!   Это был конец… Теперь точно я не знал, что уже  делать. И почему среди кучи висевшей здесь другой одежды выбрали только мои, несчастные? Смотрелись как новые после покраски!? В чем же идти на работу и в институт?

  Взгляд мой скользнул по висевшему барахлу, и что-то подтолкнуло подойти к висевшим одиноко чьим-то  черным  шортам, толи трико. Украсть тоже? От этой мысли стало дурно и передернуло.  Но все же я подошел и взял в руки ткань. Как вдруг с удивлением понял:

  – Да это же мои те самые короткие  полушерстяные брюки, так дико севшие от кипячения и сушки…!

     Вот так и в лазят в долги и совершаются преступления…. Но, я же  ходил в них, еле влезая,  две недели до получки, подтверждая всем своим внешним видом то самое слово, взятое в кавычки в названии рассказа…. Но уже было все равно.

9. Минздрав предупреждает алкоголь вреден…, но как выясняется не всегда !

Михаил Киян

Закономерные случайности или *Минздрав предупреждает* 1973 год. Советский союз.

Вечером 25 мая я сильно опаздывал. Начиналась зачетная сессия. Набив учебниками портфель, выскочил в холл общаги. Там кроме вахтерши было еще двое военных. Один из офицеров внутренних войск, обращался к вахтерше, отдавая ей какие-то бумаги: – Если встретите Кияна и Фокина, отдайте им эти повестки. Пусть на них распишутся. И потом позвоните по этому телефону, даже если они откажутся оставлять свои подписи…
– Так вот же Киян идет…
– Это ты Киян?
– Да, а что?
– Повестки получал?
– Нет.
– А письма и телеграммы из дому?
– Мне никто не пишет.
– А девушки?
– Это не для студентов Харьковского авиа института…
– Паспорт с собой?
– Нет.
– А где он?
– На прописке…
– Ладно…. Поедешь с нами.
– Не могу. Мне нужно на занятия. У нас зачеты.
– Вот в тюрьме и будешь сдавать свои зачеты за уклонение от воинской службы…!
Я трясся в *бобике*, между военными и усиленно напрягал серое вещество в поисках выхода.
Ситуация *патовая*: 17.30. Вместо института еду то ли в армию, то ли в тюрьму…
На работе не уволен. Никто даже ничего не знает. То же самое и в ХАИ. Вещи все в общаге. Родители в Киеве… Что делать? А ведь на заводе говорили, что освободят от армии, пока не переведусь на дневное отделение.… Опять китайцы на границе зашевелились. Гребут всех, даже с отсрочками.… Тут еще и три года придётся где-то болтаться под водой с моей призывной командой…
Всю жизнь хотел в небо, а тут под воду. «Рост средний, здоровье в норме – вот и будешь на подлодке между переборками бегать, а для десантуры, дорогой ты мой не дорос», – вспомнил я военкома, когда еще в школе становился на учет. Падать мне, наверное, проще чем тонуть, хотя то, и другое уже пришлось испытать с деревьев и в болоте…
– Давай выходи! Приехали. – Вернул меня к жизни капитан. – И не вздумай бежать! Тогда уж точно тюрьма….
Удирать я и не думал. Думал, как теперь не проколоться, что повестки не только не видел, но и аккуратно складывал в угол подоконника для порядка, где собиралась вся почта общаги.
Военком не обладал большим запасом слов, поэтому понять его было очень трудно – в потоке нецензурщины богатый русский язык встречался очень редко. Он изначально чем-то щелкнул под столом, и я понял, что мне нужно не только открывать рот, но и хорошо при этом думать. Через полчаса допрос окончился и он, наконец, выдохся. Студент бедный и затюканный, даже не мог себе представить, что нужно служить в армии, работая на военном заводе.
Он что-то сказал моим конвоирам, которые сидели все это время возле двери. Потом повернулся ко мне:
– Пошел вон отсюда, сопляк!
На первом этаже меня завели в комнату с железной дверью и дали два толстых журнала.
– Расписывайся здесь, и вот здесь.
– А за что я расписался?
– Вот тебе военный билет. А вторая подпись, – что через два часа будешь на призывном пункте по ул. Кацарская 16….- А теперь свободен. На все четыре стороны.
Я вышел на свежий воздух. Голова пухла от произошедшего. Вечно все через ж…. Других как-то по нормальному даже провожают служить, а тут сейчас ручка портфеля оторвется от учебников….
Я открыл военный билет: Команда №………, 10 мая направлен в в/ч…….. !
Так это я уже по факту служу целых 15 дней! Вот так дела…. И паспорт в портфеле…. Вроде еще я и гражданский. Но теперь, наверно, точно, удрать – и ты дезертир с последствиями…. Трибунал.
Решение, тем не менее, уже созрело: Ничего сегодня я уже не успею. Глупо дергаться. Позвоню с армии отцу. Пусть приедет в Харьков. Рассчитает с завода, института, заберет вещи с общаги. Стало сразу спокойней.
Я шел ошарашенный своим будущим по вечернему Харькову, точнее меня несли ноги по Сумской. Но скорее всего, управлял всем желудок как Всевышний или, наоборот…. Перед смертью хоть и не надышаться, но перед армией захотелось на имеющиеся в кармане деньги наесться. Черт, а почему я не могу организовать себе сам проводы? И меня потянуло как-то сразу же в ближайший ликероводочный магазин. Надо было сбить стресс. Это поручалось теперь бутылке крепленного марочного муската 075л…. Места в портфеле для него не хватало, поэтому пришлось самую толстую книгу взять в руку. Гулять, так гулять! Лучшие вареники и пельмени здесь делали в «Вареничной» поблизости. Дорого, зато вкусно! Здесь ложка в сметане стоит вертикально!
Набрав шесть порций разных изделий из теста с ягодами и мясом, умостился за столиком в углу. Народу было не много, и я оглянулся. Сзади на стене как будто специально повесили табличку: «Спиртное распивать здесь строго запрещено!»
Толстую большую книгу пришлось раскрыть и поставить вертикально, чтобы приготовиться к чтению. «Сопротивление материалов» должно было сейчас помочь мускату снять мое внутреннее напряжение….
«Процесс» протекал неторопливо: Вначале из стакана был выпит компот, а затем он заполнялся наклоном портфеля «Мускатом белым красного камня….» Спешить было уже некуда. Надо было получить последнее удовольствие перед армейской муштрой. Стресс проходил, настроение постепенно улучшалось, проблемы находили решения, а военком был не таким уж и придурком, а человеком на службе…. Короче говоря, запив последний пельмень вином, я был вполне готов нырнуть под воду и, защищая родину, стать у торпедного аппарата, но очень захотелось перед этим сходить еще в какое-нибудь кино для полного счастья….
Это «счастье» было относительно недалеко и называлось «Пионер». Цена на билеты здесь была завышена, но в зал можно было заходить в течении всего сеанса, садиться на свободное место и пялиться на экран или спать пока персонал не будет расходиться по домам. Фильмы здесь шли один за другим и не повторялись.
Французы чем-то сродни нам славянам. Их юмор очень понятен и восприимчив. «Шел» очередной «Фантомас». Фраза комиссара Жю: «Да, Мадмуазель, ваша прелестная грудь, как и моя, тоже достойна этого ордена!….» – Втянула меня в сюжет и заставила забыть настоящее…. Время вроде бы позволяло. Жизнь продолжалась….
Я начал смотреть уже какой-то другой фильм, как где-то там, далеко, в расслабленном подсознании начался вдруг подсчет:
Всего было два часа. Покупка вина в магазине. Время в «Вареничной». Неспешное удовольствие. Переходы между «точками». Почти одна серия «Фантомаса». Сейчас уже начало чего-то нового. А часы показывают только 19.10.
– Пожалуйста, скажите который час? – Я со страхом обратился к соседу….
– 20.35….
!!!! Екале мене!
Хмель выдуло мгновенно. Теперь уж точно тюрьма. Кто теперь мне поверит, что часы просто остановились! Надо ж такое совпадение! И именно сегодня, сейчас! Да…, если был бы трезвый, сообразил, конечно, раньше…. 075л явно много для полуголодного студента….
Я «летел» в такси на Кацарскую 16, представляя себя уже не у торпедного аппарата, а в арестантской робе с руками за спиной. Полный идиот….
Здесь было все «кончено»: Пару солдат срочной службы под начальством капитана подметали опустевший плац от призывников. А за забором наяривал не в такт баян под пьяную песню, еще не убравшихся домой провожавших.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться! – с дрожью в голосе я взглянул ему в лицо, надеясь на какое-то снисхождение.
– Обращайся, – он окинул взглядом меня с ног до головы.
– Мне тут сказали прибыть на призывной пункт….
– Как твоя фамилия?
– Киян….
– Киян!!! Да ты в тюрьме будешь Киян! В дисбате! Ты знаешь что такое «дисбат»? Это хуже тюрьмы! Твоя команда уже отправилась в часть полчаса назад. Почему опоздал?!
– Да, я вот шел в институт….
– Какой еще институт?
– Харьковский, авиационный….
– Не понял. А что у тебя в портфеле?
– Учебники. – Я открыл портфель, и достал одну из книг по черчению с логарифмической линейкой.
Наступила немая сцена. Не было ни кружки, ни ложки, ни других вещей из перечня нужных первоначально призывникам. Это явно было похоже на правду говорящего.
– Кажется, ты не врешь.- Офицер задумался.
Мир не без добрых людей…. Я думал о «дисбате», а он как мне помочь туда не попасть.
– Ладно, сейчас выпишу тебе на завтра повестку к девяти утра. Придёшь с вещами как положено, согласно перечня. Будешь самостоятельно догонять свою команду. Дадим тебе предписание и все необходимые сопроводительные документы. До Камчатки, я думаю, ты их догонишь. Возьми деньги и еды. Пока не соединишься, – все за свой счет. Сам виноват.
Я вышел из призывного пункта с твердой верой в справедливость и человечество….
Так неожиданно, вдруг у меня появилось время. Но как же так? На заводе ведь начальник отдела кадров давал твердое обещание на броню от армии….
Нет. Нужно все выяснить. Как так? Шел в институт, будучи на службе уже 15 дней. И надо же! Оказывается, я позавчера сдал зачет то теоритической механике, будучи на Камчатке! Стоя у торпедного аппарата…. Вот так номер. Нужно найти срочно начальника ОК….
22.05. Надо ехать в центр. В городскую справку. Там она работает до полуночи.
Через двадцать минут я уже протягивал девушке свой паспорт, чтобы узнать координаты незнакомого человека. А вначале двенадцатого отчаянно жал на кнопку звонка в квартиру. Долго за дверью ничего не было слышно. Я уже начал нервничать, как раздалось сонное шарканье шлепанцев.
– Кто там?
– Киян Миша. Голос был знакомый, и я вздохнул. Дверь открылась, и на пороге появился заспанный начальник «заводских душ».
– Что случилось?
– Я уже 15 дней служу в армии, работаю на заводе и учусь в институте….
– Стоп. Заходи и объясни все по порядку….- Он провел меня в гостиную.
– С общежития военные забрали в военкомат, дали военный билет и повестку на призывной пункт.- Я протянул ему военный билет. – Вы же обещали освободить меня по броне до осени, чтобы я мог перевестись на дневное отделение или поступить в летное училище….
– Так…. Понятно. Ты паспорт отдал?
– Нет. Сказал, что на прописке….
– Это хорошо. Завтра как обычно дуй в цех на смену. Военный билет я забираю. Завтра мы с директором поедем в военкомат и постараемся решить твой вопрос. Чай будешь?
– Нет. Уже поздно. Извините за беспокойство. А в тюрьму меня не заберут?
– У директора хорошие связи. Не волнуйся. Обещали, сделаем. Молодец, что паспорт не отдал. Тогда точно бы пришлось идти в армию. Новый паспорт это проблема. Так что это ты меня извини. Не мог даже предположить, что все так получиться. Обычно военкоматы мне все сообщают заранее. Кого и куда….
Я бежал на последний троллейбус, и ощущение неизвестности терзало душу сомнениями в завтрашнем дне. Кто я такой для директора такого огромного завода как ФЭД и его начальнику ОК? Один из тысяч простых рабочих…. Но все произошло, как и обещали: – В обед меня с цеха вызвали в ОК.
– Миша, военный билет мы отдали обратно. Ты хотел стать летчиком или перевестись на дневное отделение ХАИ. Вот до осени тебе шанс. Или с конца сентября готовься служить….
PS:
Я стал летчиком. Тоже с боем, но стал. И часто потом думал: Наверно есть где-то какая-то сила, которая дает нам такие испытания, или даже приключения…. А ведь мог я не напиться, часы могли не остановиться и я мог бы не опоздать, и судьба пошла бы совсем по-другому. Но я очень хотел в небо, и Всевышний это услышал, но еще раз проверил искренность моего желания…. Вот только парадокс: Был бы трезвым – стал бы моряком. А так – летаю….

Однако: Минздрав предупреждает…. !

10. 13-й прыжок .

Михаил Киян

                                             

     (Фото из интернета)

– Киян, тебе нужно будет сделать прыжок с парашютом перед началом полетов, согласно Программы подготовки. Прыгать будешь с первокурсниками. Завтра у них последний день. С этой минуты ты поступаешь в распоряжение Парашютно-десантной службы (ПДС). – Комэск  закончил подводить итоги летного дня.

       Отстав намного от своих из-за травмы, я прекрасно понимал суровую необходимость требований  КУЛПа (Курс учебно-летной подготовки). Нужно быть готовым, если возникнут обстоятельства, покинуть падающий самолет. Парашюта я не боялся, начав прыгать еще в школе, но и особой радости при этом  к куску материи площадью в 80 м.кв. не испытывал, как и почти любой, в принципе,  летчик.  Сказав «Есть!», вышел со строя и направился к начальнику службы ПДС.

  – Как дела, Киян? – по дороге встретился начальник медсанчасти, *горбун* Ливерц.

  – Хорошо, если не отлично, товарищ подполковник.

  – Куда направляешься?

  – К начальнику ПДС, – нужно завтра сделать прыжок с парашютом.

  – Слушай, – Ливерц вдруг сказал мне как родному сыну, – я договорюсь со всеми твоими командирами, мы прыжок тебе и так запишем в книжку. Ты завтра  должен будешь только появиться на старте. Не дай бог  плохо приземлишься или упадешь, опять откроется кровотечение, и тогда уж точно спишем тебя из училища. Зачем рисковать?

  – Я прыгаю еще со школы, все будет нормально.

  – Нет, ты подумай, всякое может случиться…

  – Не волнуйтесь, ничего не случится.…  Произнеся эти слова с улыбкой, я вдруг ощутил, как что-то неприятное  кольнуло в душе.

  – Ты все-таки подумай, пока не поздно. – И «главный доктор»  направился к штабу.

 Умная мысль еврея воспринималась, но внутренняя гордость и максимализм  никак не позволяли с ней согласиться.

 – В общем-то, я в курсе дела, – Ответил начальник ПДС, на мое представление. – Этот вопрос был затронут сегодня  на командном разборе. Завтра будешь прыгать в первом «замесе» вместо «дяди Вани», чтобы не тратить зря время на пристрелку по ветру для первокурсников. Тебе не в первый раз, если что, сообразишь…

 – Когда начать укладку парашюта?

 – Иди, отдыхай, уже есть готовый, – и добавил, смеясь, – не волнуйся, один из двух должен открыться…

      Целый вечер, занимаясь разными делами, я все чаще и чаще вспоминал слова «всякое может случиться». Они назойливо лезли в голову, мешая, сосредоточиться на выполняемой работе.

       Ливерц был дежурным по училищу.  Зайдя перед отбоем в 3АЭ, он, при перекличке, встретился  со мной глазами. В его влажных, слегка выпученных глазах, я прочитал такую жалость, что по коже пробежал холодок.

       Ворочался всю ночь. В голове  крутились дурные мысли и какое-то предчувствие. Вдруг я вспомнил, что это мой 13-й прыжок.  «Черт побери, а ведь завтра еще и 13-е июня!»  Где-то глубоко в душе мелькнула трусливенькая мысль: «Может, отказаться?». Но тут же подавил ее: «Это просто  дурацкое совпадение. Не может быть! Неужели я трус?» – Как появилась другая зацепка…  – «А тут еще и парашют чужой…»

  Не выспавшись, усилием воли сдерживая волнение, зашел в кабинет стартового осмотра. Вместо медсестры сидел все тот же Ливерц.

  – Ну что, Киян, отдохнул нормально?

   Я вдруг  почувствовал  себя кроликом, идущим против своей воли в пасть удаву. Ощущение беды было настолько сильным, что по коже, время от времени, бегали «мурашки». Но сделать шаг назад уже было невозможно. Не в моем характере.

  – Нормально.

  – Пульс по верхней границе нормы. Подумай хорошенько. Никто ничего не скажет. В твоем положении все тебя поймут правильно.… Не осудят.

  – Я буду прыгать! – И упрямо полез в пасть…

    Погода «звенела». Ни облака, ни ветра у земли. Подгоняя  подвесную систему парашюта, я поймал себя на том, что так плохо  себя никогда не чувствовал. Даже первый прыжок  для проверки себя на «вшивость»,  в школе, я делал более спокойно и осмысленно. Сейчас явно должно было «что-то случиться»… Столько совпадений…

  Парашютистов построили в колонну, и повели к самолету.  Проходя мимо машины «Скорой помощи»,  опять встретился глазами с Ливерцем, и вздрогнул: – И здесь этот чертов горбун! Смотрит так, как будто присутствует на казни  своего  родственника».

  Мотор Ан-2го пару раз чихнул и заработал на малых оборотах. Сидя на  лавочке вдоль фюзеляжа, я смотрел в окно. Пробегающий на разбеге пейзаж, запоминался как последний…  Медленно набирающий высоту самолет, казалось, отсчитывал оставшиеся  минуты жизни. От невеселых мыслей оторвала сирена.

«Приготовиться!» – Как во сне поднялся и побрел к обрезу двери. Упругий воздух бил в лицо, внизу узнавались очертания города и аэродрома.

Душераздирающий  звук сирены «Пошел», прозвучал как рвущаяся веревка  ножа гильотины. Как  вывалился из самолета, я не помнил. Наверное, выпускающий просто дал коленом «под зад». Сердце остановилось.   Приготовился к самому худшему. Бороться за жизнь…  Звук хлопающей на ветру ткани. Рывок. Несколько бросков  в стороны. И тишина.  До звона в ушах…

 Поднял голову. Парашют был в норме. Ни перехлестов, ни порывов.

 Выдернул «чеку» «запаски».  Вздохнул полной  грудью.…  И, тут меня «прорвало»…

 – Блин! Чертов еврей! Горбун проклятый!  Из-за тебя чуть сердце не остановилось! Провокатор хренов!..  и  т.д.  и   т.д. …   Бедному  Ливерцу доставалось за все мыслимые  и немыслимые грехи. Пережитые  предчувствия  выливались матом на всю окрестность. Нужно было выговориться,  чтобы освободить, наконец,  накопившийся  страх  и отчаяние.   Не лучшие минуты в жизни требовали разрядки. Это продолжалось минуты полторы…, то есть 500-600 метров….

Наконец  передохнул, и посмотрел под ноги….

 – Черт! – я падал прямо в середину огромного городского отстойника, возле которого стояли  еще три ассенизаторские машины…    Ветра не было.… Как не было уже высоты для маневра, на этом «дубовом» парашюте. Попадание должно быть 100%-ым. В голове четко вырисовывалась картина:  *Приводнение*, нырок  в «озеро». Парашют сверху.  Запутывание в стропах. И смерть в дерме…

 – Придурок! Ну,  кто же тебя заставлял прыгать! Уговаривали полтора  дня! Боже ж, какой же молодец был Ливерц! Прозорливый еврей… Баран, упрямый! А еще надеялись, что опытный! Соображу, если что…!  Куда смотрел раньше, когда еще была высота, о чем думал!? Долдон!

  Я перегнул пополам купол, стремясь «приземлиться» не у дамбы, где глубоко. Перед касанием, убрал скольжение,  расстегнул подвесную систему,  вдохнул воздух и закрыл глаза…

 Изрядно посмеявшись,  судьба  все-таки пощадила…  Дерьма в месте падения оказалось только по грудь. Парашютом накрыло полностью.…  Оставив его и «запаску» в  «удобрениях», начал выбираться на берег.

  Со старта на помощь уже неслась машина с курсантами. Увидев на суше  живого  и невредимого коллегу, она на полном ходу пронеслась мимо.  Я услышал только крик: «Не подходи!»

  – Интересно, неужели кто-то нырял бы за мной в дерьмо? В лучшем случае, наверное, потом вытаскивали бы труп баграми…

  Было прохладно, но решил все равно идти на речку.  На  «Старт» с позором возвращаться было нельзя.  Надо было хотя бы отмыться. Северный Донец был далековат от аэродрома. Обходя тропы и дороги, где можно было встретить людей, чертыхаясь и матерясь, я лесом  пробирался к воде. По дороге  сказал о себе столько «хорошего»,  что ни в прошедшем, ни будущем, ни от кого и  ни о ком   не слышал  ничего подобного…

  Подождав, пока возле умывальника пионерского лагеря никого не останется,  быстро, как партизан, выскочил из кустов. Два больших обмылка хозяйственного, обрадовали больше, чем  кусок хлеба  нищего.

  Комбез уже  подсох и взялся коркой.  Дерьмо было везде. Кроме лица. Как оптимист, я все-таки сказал спасибо судьбе, что не пришлось испить свою чашу, в прямом смысле слова, до «дна». Это тешило.  Мыло ведь жрать не будешь…  Зашел в воду, и долго стоял на течении, пока грязь не размокла опять и частично не смылась. С ожесточением выстирал себя и форму. Но «запах» оставался.  Казалось, им  был пропитан весь окружающий меня воздух. Выход был:  оставив ботинки, и босиком вернувшись на аэродром, выпросил у техников пол ведра авиабензина. Пятнадцатиминутная  замочка и последующая стирка в хлорке, наконец, убили всю вонь.  Надел оставленные кем-то в ангаре раздолбанные туфли, и к вечеру оказался, наконец, в училище.

Хорошо, что это случилось не в нашей эскадрилье. Но слушок всё-таки откуда-то слегка донёсся….

  Кое-кто в  эскадрилье еще пару дней подшучивал, проходя мимо: «Откуда так воняет?  Не то кто-то в дерьмо вступил, не то обгадился…»

  Благо, я всегда был необидчивым и сам подхватывал шутки:   «Да тут вот только что  «Петров» проходил,  да  так громко испортил воздух,  –  что ему еще комэск  сделал замечание.  Приказал повесить на место  упавший портрет члена Политбюро…». И все это очень быстро забылось…, для других.

  PS:

  Да…, предчувствие есть, знать бы только, где соломку подложить…

   

11.   Cherchez la femme,-  или сбывшийся прогноз из стенгазеты…

” Когда бывает стук в виска

И голова клонится сонно,

 Меня с полетов на руках

 Несет Рязанская мадонна…..!”

Пророческий фрагмент из училищной выпускной газеты…

                                                                                 

      Каждый сам себе судьба. Ничего не бывает случайно. Просто случаи – это следствие твоего же  отношения к окружающему социуму. Удача, неудача, радость и разочарование… Кто-то всю жизнь попадает в разные истории, кто-то постоянно что-то  теряет,  кто-то находит, а мне в жизни всегда «везет» с проверками на “ВШИВОСТЬ”. Их было много и разных. Оглядываясь назад, невольно напрашивается их обобщение, как плата мне за неумение заглядывать в глаза, рискнуть, или без мыла куда-то залезть…  Это уже, наверное, карма….

Всему есть свои причины…

   Прибыв в Рязанский Учебный Авиационный Центр по распределению, я  оказался никому не нужен. Программа заканчивалась. Все торопились в отпуск. Встретили дружелюбно, поставили на довольствие, но отмахивались от малейшей просьбы оказаться в воздухе. Через неделю аэродром опустел совсем. Хоть вой волком.  Договорившись с начальником отдела кадров центра о связи через каждую неделю,  я уехал в Харьков восстанавливаться в авиаинститут для перевода на заочное отделение Киевского института инженеров ГА.  Через два месяца всё сделал, везде побывал и всем надоел…

  Вернулся в центр. Но всё здесь ещё было пусто и грустно. Встретившийся в коридоре начальник ОК,  хитро улыбнулся, увидев мою озабоченную физиономию: – “Ну, а теперь зайди в библиотеку и возьми, наконец,  интересную книгу”. Зашел и всё понял….  Книжек разных там было много, но оказалось, ещё более интересен  был человек их выдававший. Девушка моей мечты… Каждая её часть источала те самые феромоны любви, от которых кружится голова, появляется океан чувств и вырастают крылья. Но я не взлетел…, я  нырнул на всю их глубину…

   На Рязанщине очень снежные зимы. По крайней мере, были в 70е годы. Мне предстояла проверка техники пилотирования по прибытию на место распределения после окончания училища. Сложностей “почти” не было, начиная с той, что в этом центре выпускники не задерживались, почти все, больше года… Уходили просто в “никуда”,  да еще и с “дикими”   характеристиками. Не радовало также и то, что после полугода перерыва нужно было лететь  на незнакомом аэродроме с незнакомым проверяющим.  Полоса аэродрома шириной зимой в 50м, вместо 120 как в училище, очень сильно напрягала, как и отсутствие знакомых “пристреленных” ориентиров по высоте и дальности хоть где-нибудь.  Не говоря уже о том, что не было вообще какого-то опыта полетов зимой. Но больше всего удручал  какой-то сильный  странный напряг почти со всем летным составом, возникший как-то вдруг из ничего после выхода его из длительного отпуска…   Многие начальники оказались необычайно заядлыми читателями. Книжки читали ночью, а утром опять стояли в очереди в библиотеку….

   Неожиданно всплыла  история с золотыми сережками, подаренными  начальником центра «моей» библиотекарше с явным прицелом, где я теперь  в этом раскладе закономерно и неотвратимо перемещался в сторону мишени. С каждым днём догадки не только прояснялись, но и усиливались: –  Я сиганул, кажись, в чужой океан. Тучи сгущались.  Логические предположения  подсказывали, что теперь мои шансы остаться  в УАЦ  невысоки, и очень близки к получению “волчьего билета”, но бороться что-то очень уж  захотелось. Поэтому на память рисовал карты, расспрашивал инструкторов об особенностях полетов в этом районе,  расположении и видимости характерных ориентиров, – в общем, цеплялся за любую полезную информацию чуть ли не от случайного “прохожего”…   На всякий случай рассчитал время пролета  каждого участка  маршрута  по кругу с учетом ветра до 10 секунд. Проигрывал каждую мелочь…

 – Кияну – один контрольный полет по кругу с командиром  звена… Думаю, этого будет достаточно. – Вот и все, что я услышал в постановке задач на лётный день для себя.

 Мороз по коже: Как же? Даже не ознакомительный с районом полётов или хотя бы ознакомительный по кругу? Нарушение всей программы ввода в строй….   Да и слово “достаточно” прозвучало как приговор, не подлежащий обжалованию. Я встретился глазами со  Славой Сильченко – они говорили: –  я все  понял правильно. Чуда не будет.  Тоже не прижился… Чтобы выпереть, не нужно долго забавляться.

  Первый выход на полеты оказался интересным. Разведчик погоды на газах, выскочил из проталины под основными колесами с места стоянки, и, не успев затормозить, развернуться на льду, плавно уперся носом в противоположный полутораметровый бруствер снега и замер…

Из самолета вылез разъяренный зам. по летной подготовке подполковник Н.А. Дианов.

Он спокойно снял шлемофон и вдруг со всей силы треснул им о землю. Мелкий дождь стекла от его очков брызнул в стороны, заставив всех вздрогнуть….

 – Если такое начало,- это не к добру. Полетов не будет неделю.

 Я где-то в душе подумал: – Еще неделю буду числиться летчиком, и получать зарплату.

Настроения не было….  Казнь за гормоны и феромоны просто откладывается. Но, удивительно. Пришло спокойствие, когда перестаешь дергаться от дурацких мыслей, а  стараешься сделать то,  что еще в твоих силах и…? – Строишь  какие-то даже планы. Сон вернулся.

  За неделю снега выпало еще больше. Бордюры уже везде выросли до полутора метров. Бетонка и рулежки почти не просматривались.  Мороз 15 градусов. Разведчик погоды доложил, что ясно, видимость до 10км, но у земли значительная морозная дымка. Единственный привод, находящийся не в створе с полосой работает неустойчиво. Начало и конец полосы, вместо утонувших в белом море  щитов, обозначили срубленными в лесу сосенками…  Посадочное “Т”- определи как траверз машины руководителя полетов.

  Укладывая командиру  звена А.П. Пчелинцеву парашют в заднюю кабину, я услышал скрип  меховых сапог по снегу. Предположив, что это он, спросил не оборачиваясь: – Петрович, на сколько Вам ослабить ремни?

 – Это ты подгоняй себе систему. Полет будет “методический”. Будешь рассказывать, чему тебя там научили в Волчанском училище,- из кабины инструктора…. 

 Это был уже настоящий расстрел. При всех прочих проблемах добавлялась колоссальная новая – теперь уже и вперед ничего не будет видно. Почти весь обзор  закрывало катапультное сиденье “курсанта”. Я сжался. Пощады не будет. И не надо. Промолчу. Погибать нужно достойно…  Полет будет последним…. Удивительно, но волнение вдруг ушло совсем, а адреналин закипел! Пришла здоровая злость.

 Спасибо училищу! Методику летного обучения нам “вливали” прямо в кровь. Как и что делать, и что говорить научили на всю жизнь. После запуска, учитывая пример Дианова, раскачав газом самолет, вырулил из стоянки и покатился к полосе, рассказывая “курсанту” свои действия. Все происходило на “автомате”. Не “автоматом” были ощущения самолета и огромных сугробов по сторонам. Полоса находилась в траншее, из которой еле просматривалась поверхность аэродрома.  Плотный морозный воздух разбег сделал коротким, но вызвал сразу же вопрос: ” а как же теперь сесть в этот “туннель”?   Ощущения стен снега рядом с законцовками крыльев, еле сдерживало от ошибки *подорвать* самолет раньше времени.

 “Высота 150, скорость 250 выполняем первый разворот”. На выводе я нажал кнопку секундомера. Перерыв сказывался – время сжималось, я еле успевал пилотировать и объяснять свои действия проверяющему. Время вышло. “Смотрим на полосу и по проекции ее на левую плоскость выполняем 2-й разворот”. Но… ПОЛОСЫ я не видел. Сплошная белая масса слепила глаза, вызывая слезы от боли. Какие там ориентиры! Все бело! После разворота снова включил секундомер. “Справа озеро” – по памяти выдал информацию “курсанту”. а “слева деревня….”  Я вглядывался в ослепительную белизну, но тщетно. Ничего знакомого из зазубренного… Дымка… Где аэродром, полоса, к чему привязаться? Ветра не было. Это облегчало выдерживание прямой. Но….  Пока искал аэродром потерял высоту и ушел с курса на 7 градусов.

 – Исправляем ошибку в выдерживании курса и высоты, – прокомментировал свои действия “курсанту”, а самого передернуло: Это уже на оценку “3”… Я опять до слез в глазах всматривался  в поле, пытаясь как-то найти или вычислить полосу….  Теперь я уже набрал лишних 50м и ушел с курса на 5градусов в другую сторону…

 Впереди показалась железная дорога. За ней должен начаться 3 разворот. Но какая у меня истинная ширина маршрута? Но, если проверяющий молчит, значит в пределах допустимого?….

  – Выпускаем шасси, докладываем РП, устанавливаем скорость 290 и по проекции полосы на крыло вводим самолет в разворот на 110 градусов…  Вывод из разворота, закрылки 15градусов, переводим самолет на снижение….  Опять включил секундомер. Где же полоса!? Время выходит. Надо выполнять разворот на посадочную прямую.

 – Полоса под 70градусов, Выполняем 4 разворот. – Так нагло врать еще не приходилось…

Осталось 20 градусов до окончания  разворота и я вдруг увидел далеко в поле чуть левее курса две длиннющие борозды. Недалеко от них блеснули дюралем крылья самолетов.

 – Да это же она, родная! Немного только проскочил с разворотом. От удачи я заерзал в кресле.

  ” Исправляем направление по курсу S образным маневром”- Комментировал я свои действия. Стало сразу веселей. Теперь только надо точно войти и удержаться в траншее между сугробами. Только войти!

 Отсутствие ветра уже мешало. Упреждения на угол сноса не было, и передняя кабина закрывала весь обзор начала полосы. Теперь, чтобы подойти с нормальным углом, приходилось постоянно отворачивать то влево, то вправо для уточнения глиссады. На посадочную прямую это было явно не похоже. Главное теперь нужно было в торце  оказаться по центру полосы, без сноса и с нормальным углом планирования. Напряжение достигло предела.

 Скорость  была слегка завышенная и при входе в траншею, перепутав кнопки переговорного устройства и радио,  я начал учить  всех кто был в эфире:

  – Плавно убираем газ и начинаем выравнивать. Взгляд переносим влево на 25 градусов и 50 метров вперед….

  Какое там влево! Брустверы снега неслись по бокам с такой скоростью, что, боясь зацепиться, можно было смотреть только вперед. Но так было не видно расстояние до бетонки. На ощупь я создавал посадочное положение и снижался, ориентируясь на какой-то бывший свой мизерный опыт.

 Казалось, вот-вот и мы коснемся.   Хотелось как можно быстрей сесть, чтобы прекратить это бешеное мелькание бруствера.

 – Касаемся”, я продолжил “рассказ” для всех, дернул по кругу ручку, и самолет устойчиво прилип к полосе.

Скорость падала. Как можно дольше держал  нос, гася её аэродинамикой, предполагая, что тормозить сразу на укатанном снегу будет явно хуже и опасней.  Повернув на рулежку, вдруг почувствовал, как  сердце хочет выскочить.

 Я стоял у самолета в мокром подшлемнике, сжимая снятый шлемофон, и стыд за допущенные отклонения терзал душу ожидаемым отрицательным решением. Наконец Пчелинцев выбрался из кабины и пошел в мою сторону.

 – Разрешите получить замечания! – Я чуть было не сказал “Приговор”.

 – На хмуром лице командира вдруг пробежала тень улыбки.

 – Ну…, в общем-то, не плохо…

 – Как бык пос…ал – невольно вырвалось у меня.

 –  Да…  Но до тебя и из передней кабины  в лучших условиях аэродром не находили вообще, а ты умудрился еще и сесть, да, кажись, точно у знака… Только кнопки больше не путай и не нужно курсантов учить дергать ручкой. Не соревнования…  Тоже мне еще методист… Ладно, чёрт с тобой…  Жить будешь… А чисто летать тебя научат сами курсанты…  Петрович улыбнулся  уже открыто  и пошел к  стоящему в стороне зам. ком. АЭ  А.А. Сорокину.  Выкладывая парашют, я видел, как он смотрит в мою сторону, и конечно, догадывался, что речь идет обо мне.

  Сорокин оказался рядом уже через пару минут. Он хлопнул дружески по плечу:

 – Киян, ну ты  хотя бы вначале разведку произвел. А то так…, сразу впереди очереди, пока все в отпуске,  по…, театрам ходить…   Нехорошо….

 – А что же теперь мне  делать?

 – Скоро 23 февраля. Коллективу накроешь хороший стол. Что-нибудь наобещаешь…  Ну, а сережки…, сережки – пусть девушка тихонько отнесет обратно и начальник тоже успокоится. А пока…, пока – придется потерпеть.

 Так оно и было…   До праздника на каждом разборе я стоял колом. То “перелет”, то “недолет”, то “низко”, то “высоко”. Ну а потом…, – как бабка пошептала, – вдруг все стало без замечаний.

 P.S.

 Пришла весна. Впервые в истории Рязанского учебного центра курсантов “с нуля” доверили только что закончившему Волчанское училище выпускнику….         

    ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ… (франц.) – Ищите женщину

12.СОЛОТЧА или летчики гуляют !

https://cloud.mail.ru/public/d8qi/o56bCjSvD

Вопрос: Так ли это ?

                    Солотча

   Было трудно решиться воскресить в памяти те далёкие события 80ых годов, учитывая их пикантные особенности, но как говорится: *слов из песни не выбросишь*…

  Водки было много, закуски мало, а дури с экспромтом более чем достаточно…

  Жена нашего товарища работала в Рязанском отделе обкома ЦК КПСС и снабжала эскадрилью недельными путёвками в зимний период в элитный партийный дом отдыха Солотча. Место необыкновенно уютное и красивое своим расположением и природой.  Летом туда было не пробиться, а зимой часть номеров пустовала, хоть вышколенный обслуживающий персонал был в полном составе.  Деньги начали тогда уже считать и для партийной номенклатуры, поэтому  особо приближённым и проверенным на преданность  позволяли за гроши оказаться в святая-святых партийных боссов…

  Наш летный-учебный центр ДОСААФ СССР почти ежегодно оплачивал недельный отдых всем летчикам в Солотче, как тоже, наверное, слегка приближённым к богу…. Это именовалось  в документах как: *Подготовка лётного состава к весенне-летней навигации*  с тренировкой по выживанию в открытой местности…

  Не зная особенностей этого выживания, я набрался конспектов и книг, чтобы *выжить* среди глухого бора вековых сосен и изгиба величественной старицы реки  Ока.  На удивление мои товарищи тоже прибыли на место сбора с огромными сумками, правда, в них что-то подозрительно позвякивало. В служебном автобусе начальство строго  оглядело не только нашу лётную экипировку, но и спасательный парашют в полном комплекте с кислородным оборудованием. Вес этого *добра* был 22 килограмма и предназначался он для повторения знаний по принципу его открытия, срабатывания приборов жизнеобеспечения, а также тренировки в укладке парашюта.  Нас разместили в одном из блоков санатория в комнатах со всеми удобствами, по два человека. Оборудование  и дизайн столовой меня сразил сразу. Как и ужин. Что-то подсказывало об  уже наступившем коммунизме в отдельно взятом месте. Чинно расхаживающая публика дополняла картину всеобщего благоденствия и покоя. Молодёжи было почти не видно. Здесь были лица солидного или очень солидного возраста,  с определенными заслугами или сильным *блатом*.

   Нам выделили  *Ленинскую комнату* и после завтрака ровно в 10 часов начались занятия, точнее *экзекуция* молодёжи эскадрильи разными вопросами по аэродинамике, конструкции самолёта, двигателя и другой нужной всячине для безопасного выполнения полётов.  Старики украдкой зевали, улыбаясь друг другу, нервно  посматривали на свои сумки и огромную часовую стрелку  над столовой, приближающую их к обеду, а молодёжь к концу тирании. Наконец начальник центра объявил перерыв на обед и поблагодарил поросль за хорошие знания.

  – Так может быть это нам и нужно отметить! – Дружно воскликнули *старики* – вот, видите, растёт нам достойная смена!

  – Ну, если только понемногу…

  Сумки раскрылись, и на сдвинутых столах возник вдруг сад из водки, коньяка, сока и стаканов. Первый тост, конечно, за хорошее начало профессионального повторения, второй за молодёжь, ну а третий… наш традиционный. Тосты бы не остановились, но закуска была уже готова через дорогу.

Обед добавил энтузиазма в продолжении банкета, и он был дружно перенесён подальше от Ленина, – в комнату штурмана, жившего самостоятельно в комнате на двоих, где кровать напарника занимал наш спасательный парашют.  Замысловатые и не очень тосты всё  не иссякали, но нужно было сделать перерыв – подышать изумительно-кристальным воздухом вековых деревьев. Мартовский снег приятно хрустел под ногами, а длиннющий спуск к речке призывал под настроение всех  прокатится на пятой точке к самому берегу, тем более, что партийная элита и их отпрыски грустно созерцала своих внуков, резвившихся здесь же на склоне. Наше участие превзошло все ожидания.  Вначале с нами начали кататься молодые мамы, а потом попробовали тряхнуть стариной и деды, да так, что вечером некоторые из них с коллекционным коньяком и икрой после ужина оказались в комнате штурмана. Накал страстей не стихал до утра, но я, не привыкший к такому размаху праздника знаний, ретировался вон уже в час ночи.

Проснулся я от чей-то громкой, очень хорошо поставленной речи. Она доносилась с соседнего балкона четвёртого этажа.  Оратор вдохновенно вещал в оглушительной тиши утра тезисы партии по развитию авиации и космонавтики. Особенно замечательно объяснялись мельчайшие подробности перспективных конструкций  будущих летательных аппаратов и их двигателей. Мне тоже показалось что-то незнакомым.   Я заинтересованно подошел к проёму окна и замер в шоке. На безветренном морозце в 10 градусов и ясном небе в одних трусах на открытом балконе стоял в позе Ленина наш штурман! Спину же худосочного тела ему грел только наш спасательный парашют….   Внизу на поляне быстро собирался проходящий на завтрак не только интересующийся авиацией люд. Наверное, ещё кто-то с нетерпением ждал кульминации события  –  прыжка с высоты четвёртого  этажа. Но выступающему было всё мало и мало аудитории.  Магическая речь продолжала притягивать отдыхающую элиту своей новизной и оригинальностью изложения. Оратор это чувствовал и всё больше возбуждался. Чтобы рассмотреть героя воздухоплавания большинство очарованных снизу задрали головы и сняли падающие норковые шапки.

  Я тоже с трепетом ждал апофеоза грандиозного представления. И он был потрясающим буквально для всех. Штурман на высокой ноте вдруг оборвал свою речь: – Спасибо за внимание, у меня на сегодня всё! – Резко повернулся к многочисленной благодарной публике спиной и перед тем как скрыться за дверью, возможно, от волнения оглушительно  поставил точку, выпустив  оставшуюся энергию, точнее, газ через пятую точку. * Ба-бах, ба-бах, ба-бах ….* – разнесло многочисленное эхо неожиданно взорвавшуюся  бомбу  среди непроходимого бора столетних елей и сосен.

  В наступившей гробовой тишине, одухотворённые таким неожиданным знаковым событием, зрители молча, боясь, смотреть друг на друга, без комментариев и аплодисментов одели норковые головные уборы а кто-то поднял даже с земли, и продолжили свой тихий неспешный поход в сторону точки общепита.  

  Я стоял не живой ни мёртвый.  Неожиданная  концовка тоже повергла в шок. Тело разрывалось от смеха, а страх за последствия душил все эмоции.

  Но всё, к счастью, обошлось. Всё осталось тайной. Никому из здравомыслящей элиты не хотелось  больше быть в будущем посмешищем перед своими  друзьями и знакомыми …

  Ну а парашют? – Он так и остался лежать на кровати. К нему просто строго-настрого запрещено было  подходить под угрозой увольнения или даже “расстрела”…

13. Штопор

Михаил Киян

– На высоте 4 тысячи РУД (ручка управления двигателем) убираете на малый газ, и удерживаете самолет в горизонте, без снижения. Намечаете ориентир для ввода и вывода  из штопора. Когда скорость погаснет до 140-160км/ч, левую педаль полностью вперед и ручку на себя. За  90 градусов до намеченного ориентира правую ногу полностью против штопора, и ручку строго от себя, слегка за нейтральное положение. Как только вращение остановится,  ноги нейтрально… –  я подробно объяснял курсантам технику выполнения  этой несложной,  но нужной фигуры на самолете  Л-29.  Предварительная подготовка уже подходила к концу, когда появился вопрос:

 – Товарищ инструктор, а самолет выйдет из штопора после трех витков?

 – Не волнуйся, Башков, выйдет, только будет запаздывание, за счет инерции вращения.

 – А если пять?

 – И пять и десять, просто раскрутка будет сильнее.

 – А мы можем завтра сделать пять витков штопора?

 – Нам положено только один.

  – А вы что, боитесь?

  Это был удар ниже пояса.…   Услышать такое в 23 года, для человека даже с нормальными амбициями было бы «слишком». А тут…-  первая группа курсантов с «нуля», доверенная в виде исключения сразу мне после училища, да еще желание выложиться до конца, быть не хуже других инструкторов…

 – Да нет, не боюсь, просто не положено.

 – Ну, тогда давайте выполним…

 – Ладно, завтра, посмотрим…

     ————————————————————————————————–

 – Ну, что начинать? – Послышался голос курсанта из передней кабины.

   Я оглянулся вокруг.  Эксперимент предполагался не сложный, но внутреннее чувство подсказывало, что не мешало бы набрать еще метров пятьсот.  Видимость миллион на миллион, самолет устойчиво резал  как масло упругий утренний воздух.  Выше шли эшелоны гражданских воздушных судов. Зная, что трасс над этой  пилотажной зоной нет,  сказал:

 – Давай набирай побыстрей 4500 и будем начинать.

В кристальном воздухе  там, внизу,  можно было  сегодня  различить даже марки автомобилей.  Длинный грузовой поезд въехал на мост.  Я застопорил привязные ремни, еще раз осмотрелся.   В очередной раз  с удовольствием  ощутил, что делаю то, что люблю, к чему стремился всю жизнь, и улыбнулся.

 – Начинай,  как вчера учили, и считай вслух витки. На пятом будет вывод.

  Самолет, задирая нос, гасил скорость. Появилась тряска рулей.

Затем, повинуясь отклоненному рулю поворота, резко через левое плечо  перевернулся на спину, и  опустил нос…. 

 – Раз, два, три, четыре, пять… курсант замолчал.

  Продолжая штопорить, самолет  раскручивался с нарастающей  неравномерной амплитудой, бросая летчиков по кабине.

 – Ну, хватит, Башков, выводи.  Уже больше пяти…

 Ни реакции, ни ответа….  Стрелка высотомера неумолимо оставляла с ускорением сотни, тысячу метров. 

 – Выводи…

 – Выводи!!! Е…  твою мать!

  Бешеное вращение  продолжалось. 

 После десяти витков Башков сбился со счета. Он прикипел глазами к высотомеру и ждал команду на вывод.  «Почему инструктор  молчит?»,  – только успел подумать, как что-то больно ударило его по щеке.  – Разсоединилась фишка переговорного устройства шлемофона! Стало все ясно.  Он бросил управление и попытался поймать два  летающих по кабине разъема. Не тут-то было….  От болтанки ноги выскочили из педалей…

   Вывод! Я резко дал правую ногу  и ручку от себя…

Педаль слегка двинулась, но затем во что-то уперлась.  Мягкое.  

Стрелка высотомера оставила три тысячи.…  Перебросив  левую ногу на правую сторону, я со всей силой уперся в педаль, стремясь сломать неожиданно возникшее препятствие.  Мысль работала лихорадочно: « Почему Башков молчит…?  Что случилось с педалью?  Прыгать?  Не имею права без курсанта выше 1500метров. Да и навряд ли останусь жив. Разболтало так, что нельзя выпрямить позвоночник.  При катапультировании его просто сломает…»  

И тут мне показалось, что курсант стонет….

Анализируя ситуацию позже, я понимал, что это было невозможно.  Услышать просто нельзя  было   физически: негерметичная кабина, рев реактивного двигателя, шлемофон,… Скорее всего, я почувствовал  это на подсознательном уровне.  Земля росла на глазах… 1500.… Преодолевая инстинкт самосохранения,  против воли  дал ногу опять по штопору,  а затем  против.…   Пошла…   Недовольно замедляя   дикое вращение,  самолет,  наконец,  завис вертикально.   Фермы  железнодорожного моста, угрожающе двинулись навстречу.…

  -” Может быть лучше под мостом?… .”

  –   Не проскочу….

Дав РУД вперед,   на грани срыва по перегрузке, потянул на себя ручку…. Боевой разворот. Высотомер показал ниже 100 метров….

  Набрав две тысячи,  я вдруг почувствовал, как в  ногах появилась противная дрожь.  Сознание  чуть-чуть не происшедшего начинало давать о себе знать.  Те, «лишние»,  500 метров  дали шанс еще  остаться нам в этом мире.

 – Михаил Иванович, появился в шлемофоне заикающийся голос Башкова, – У меня на штопоре рассоединился разъем СПУ (самолетное переговорное устройство)…

 – Я тебе там ногу не сломал?

 – Вроде нет, но ее Вы зажали так, что в полу теперь вмятина.

 – Сделай по два виража влево и вправо с кренами 45 и 60 градусов, и запрашивай эшелон на привод, на сегодня экспериментов хватит… – Надо было  хоть как-то охладить закипевший адреналин.

———————————————————————————————————-

   – Разрешите получить замечания! – После посадки,  сильно хромая на правую ногу,  подошел курсант,  приложив  руку  в приветствии к шлемофону.

 – Ну  что, Башков, так выходит самолет из штопора? – я до боли сдавил себе пальцы, чтобы окончательно *прийти в себя* и мазнул по снятой барограмме.

 – Выходит…,  у меня на ступне, наверное,  все-таки  трещина…

 – Теперь держи язык за зубами, профессор….  И договорись с девочками в расшифровке. Скажешь: – Немножко падал, когда бежал…

 P.S.

 В жизни всегда есть место глупости….

   1977 год.

14. Немного о шасси.

Михаил Киян

Фото из интернета (автор не известен).

  Накануне  описываемых событий, у нас в центре состоялся методический совет, на котором  рассматривалась и обсуждалась методика летного обучения, касающаяся правильности подачи команд курсантам при необходимости выполнения ими каких либо действий с арматурой кабины или элементов в полёте. Этому предшествовала  причина.  Один из контрольных полётов в прошедшую смену закончился предпосылкой – обучаемый после взлёта убрал закрылки вместо шасси.

В скоротечной, быстроменяющейся обстановке, особенно на этапах  взлета и посадки, команды отдаются по принципу «предмет – действие с ним», но не наоборот. В условиях дефицита времени, стресса  человек может выполнить действие, но не с тем предметом.  То есть правильно сказать «Шасси убрать», а не «Убрать шасси». Я часто с  юмором  и в назидание рассказывал подчиненным пример из своей  жизни, когда неправильно поданная команда, привела к прямо противоположному результату.

  Валера  был очень похож на Добрыню Никитича из «Трех богатырей»  Васнецова. Огромного роста,  белобрысый  и добрый «малый» с пудовыми кулаками. Отслужив  «десантуру»,  он закончил Калужское  авиационно-техническое  училище. В летное,  истребительное, куда он очень хотел,  его не приняли по росту – 1м 98см.  

   О чем  он думал в тот день, трудно сказать, но, заменив на самолете пробитое колесо, он не только не поставил контровочный болт, но   не закрутил даже прижимную гайку, что было на него не похоже.

  Курсант дал газ,  затем правую ногу для разворота вдоль стоянки, как вдруг  Л-29 рухнул на левое крыло.  Колесо, пробежав десяток метров, сбило противопожарный баллон  и успокоилось.  На стоянке воцарилась немая сцена. ЧП.  Последствия взлета или посадки  могли быть намного плачевнее.  

  Я вылез из кабины. Посмотрел снизу вверх  на растерянное лицо техника и произнес:

 – Готовься по полной программе.

  А полная программа включала в себя: Лишение премиальных, доплаты за выслугу лет, очереди на квартиру,  и т.д.,  и тому подобное,  не  говоря уже  об общественных порицаниях везде и вся.  Меньше не полагалось, так как руководство центра вообще настаивало на увольнении с позором.  Пришлось заступиться за своего технаря,  зная, что это была просто дикая случайность.

Отстояв  Валеру перед руководством,  официально при всем коллективе выписал ему все возможные горькие пилюли, чтобы мало не показалось и запомнилось  навсегда.   Дело  было в пятницу…  

   На выходные,  как молодого  и не женатого,  меня оставили дежурным по эскадрилье.   Заняв  личный состав работами и назначив старших,  сам  уселся  за контрольную  по газодинамике. Дело уже продвигалось к концу,  когда раздался стук в дверь, и на пороге возникло испуганное лицо старшины.

  – Товарищ инструктор!  Сорокин упал с турника и сломал руку!

  Я сорвался со стула и побежал на спортплощадку. В окружении товарищей и местных девчат, с невероятно выгнутой рукой, сидел, корчась от боли Сорокин. Страховочных ремней рядом не было.   Захотел выпендриться,  и  вот… Ясно как божий день.   Теперь нужно было найти срочно машину, чтобы отправить  курсанта в  госпиталь. Договорившись,  наконец, с «частником»,  уехали в город.

  Сорокин промучился еще два часа, пока попал на операционный стол:

В военный госпиталь не брали – Учебный Центр относился формально к гражданской  организации, а  больница отказывалась взять человека, у которого был действующий билет военнослужащего.  

  Вернулся на аэродром к полуночи. Решил проверить ночной наряд.

Света в казарме не было. Увидев инструктора, дежурный доложил, что больше происшествий не было.  Пройдясь по спящей казарме, вздохнул, все были на месте. Попрощавшись, двинулся домой мимо Учебного отдела.

Но что это? Там раздавался какой-то шум.  Дернул за ручку, – дверь открылась.  Разобрав сельских девчат по классам предварительной подготовки к полетам, там вовсю «трудились» техники и местные охламоны. 

Призывы к совести и расцепиться, результатов не давали:  Публика  разгорячилась и не желала расходиться. Силы были не равны.  Вернулся в казарму.

  – Кто тут у нас любит чесать кулаки и  давать в морду?  – Я обратился к дежурному.

  – А что случилось?

  – Нужно освободить УЛО от посторонних.  В  ваших классах сейчас с подругами «готовятся к секс полетам» местное население и техники.

  – А мне можно?

  –  Можно, только подыми еще человек 5-7, чтобы было повеселей а не наоборот.

Через 10 минут бойцам было приказано очистить помещение от посторонних лиц.  На вопрос: «Как?» –  Последовал ответ: «Можно в грубой физической форме».

  Еще через десять минут все было кончено.  Под злобные выкрики и угрозы я закрыл Учебный отдел, поблагодарив курсантов за *качественную* работу, и отправился спать.

  Сон был недолгим. Проснулся от диких криков и  мата  на общей лестнице общаги. Встал,  надел  спортивный костюм и подошел к двери. Глухие   крики и удары подсказывали – участников  драки было более десятка. Получить в зубы сходу  что-то не очень хотелось, поэтому  решил подождать  второй половины раунда.  Минут через 15 крики кончились – драка начала перерастать в клинчи, и я вышел на «оперативный простор».

  Увиденное просто потрясло.  На полу было столько зубов, что при свете ртутной лампы, казалось, прошел град.  На техника Валеру наседало одновременно 5-6 человек. Одна пара было уже в нокауте. Ему  приходилось очень трудно. Отправляя очередного в кратковременный сон,  силы его иссякали, так как, очнувшись, другой опять старался его достать.   Он уже тяжело дышал и его удары не всегда достигали  цели. Но если достигали…

  Став на сторону своего техника,  дав кому в глаз,  a кому  пенделя, я вытолкал нападавших за дверь, а Валеру провел в комнату, умыл и уложил спать.

   Пришлось идти снова в казарму, брать наряд  для уборки  лестницы.

Через час, вымыв стены от крови, собрав с помощью  совка  и веника зубы, курсанты удалились. Посмотрел на часы. Светало.

 В понедельник на техников без смеха нельзя было смотреть. С разбитыми носами, губами, без зубов и в темных очках они старались никому не попадаться  на глаза в парковый день на аэродроме. У Валеры же были разбиты в основном только руки. Из-за его роста  лицо осталось почти чистым.

   Обстановка быстро прояснилась:  Оказавшись с позором  перед барышнями на улице, после стычки с курсантами в пятницу, деревенские с техниками решили все-таки меня проучить.  Но бить всем коллективом одного было  как-то не очень  удобно.  И тут, как всегда нашелся  самый «умный». Он вдруг вспомнил, как я  при всех наказал Валеру. И как тот был зол. Родилась великолепная идея чужими руками привести приговор в исполнение.  Делегация жалобщиков и подстрекателей осталась на лестничной площадке второго этажа, а самый  «умный» пошел к Валере. Тот, выпив с горя и  злости, спал, уткнувшись носом в подушку.  Состоялся такой диалог:

 – Валера, вставай!

 – Ну что еще?

 – Выйди в коридор, тут надо в зубы  дать.  (Не сказав кому!!!)

  Выскочив, разъяренный как бык, на лестницу, мой техник увидел толпу.  Он даже не засомневался, что «дать» нужно этим.   А пар нужно было срочно выпустить. Руки чесались.   А тут столько желающих!..-  и он начал сходу молотить их  всех без разбора. Какой уж там Киян, живущий этажом ниже! Про него тут же  все забыли.   Все теперь навалились на Валеру…

  Слух о произошедшем быстро распространился по всему Центру.  Комэск и начальник УАЦ  решили мне дать полную свободу.  Через месяц я восстановил Валеру во всех «гражданских правах», а еще   через три, по моему ходатайству технику под всеобщее одобрение лётчиков были выданы двойные премиальные за умелые действия и сообразительность при получении не конкретной  команды.

P.S:

   Когда мы потом  с техником стали друзьями,  Валера иногда  то ли  всерьез, то ли в шутку спрашивал: «Миша, там тебе больше никто не собирается дать в зубы?  Премиальные-то уже кончились… »

                

15.  Оп…, оп…, оп…, оп…, пи…-ц…

      или с вещами на выход №2…

(Михаил Киян)

  

К осени 1979 года у меня всё было хорошо. Учёба в институте успешно продвигалась.  Авторитет в эскадрилье был на уровне, как первопроходца самостоятельных полётов курсантов. Более того, не отработав положенных 3 года,  участвуя в соревнованиях по высшему пилотажу на самолете Л-29, среди инструкторов эскадрильи,  занял вдруг неожиданно для всех, общее 3 место. Когда же приезжали летчики – инспекторы из Москвы,  то им, как правило, подсовывали  моих курсантов для проверки техники пилотирования, как наиболее способных и подготовленных. Естественно, когда летом приехал корреспондент журнала Крылья Родины, то и мою фамилию не забыли вписать в статью о лётчиках  в Рязанском учебном авиационном центре.  

 И тут случилось это.   Я не видел, как это произошло, но слышал в эфире во время работы в зоне…

 Оп…, оп…, оп…, оп…, пиз…-ц….. 

 Всем дали очередность выхода на привод аэродрома. 

На пробеге справа от полосы сначала попались стойки шасси, а потом и сам летательный аппарат,  лежащий на *животе* с открытым фонарём передней кабины. Стало ясно: был *козёл*, а теперь будет разбор и расследование авиационного происшествия. По дикому совпадению курсант остался жив только из-за  разгильдяйства техника. Катапульта не сработала от страшных ударов только потому, что именно в этом полёте он забыл выдернуть чеку и за-за заголовника кресла курсанта. Тело осталось абсолютно живо, только слишком напугано. 

     Наши подполковники и полковники засуетились как тараканы. 

 Причин было как минимум две. Техник забыл вынуть чеку из катапульты. Это большой плюс при общем минусе. И вторая – самолёт ремонту  не подлежит. Начальник отдела расследования авиационных происшествий ЦК ДОСААФ СССР  полковник Сербский  был скор на расправу, после его отъезда,  как правило, виновных понижали минимум на два звания или с позором увольняли с организации. А тут еще выясняются очень интересные подробности произошедшего.

  В этот день была очень хорошая погода для самостоятельных полётов курсантов по кругу, и не важная и для полётов зону или по маршруту. Один из сильных курсантов инструктора Сильченко летал самостоятельно по кругу, всех же остальные были задействованы в контрольных полётах в зону и под шторкой. Обстановка была несложная для руководителя полётов. И комэска, подполковник Ильин решил немного отвлечься,  позвонив  своей женщине для души и тела – Люсе, – * Королеве бензоколонки*, как мы все её называли,  заведовавшей складом ГСМ на аэродроме. Девушке интересной и сексапильной. Передав микрофон сидящему рядом курсанту-хронометристу со словами: – *Ты тут поруководи*- он нагнулся вниз в будку к курсанту планшетисту, у которого был внутренний и городской телефон с очень коротким проводом…

  – * Набери 343.* 

     О чём он разговаривал с Люсей  это осталось тайной, но видимо о чём-то явно приятном.

  В это время курсант выполнял третий заход на посадку. О чём он думал и чем он думал неясно, но  умудрился разогнать  скорость перед выравниванием  более чем 255 км/ч,  после чего у Л-29, предохраняя разрушения,  убираются автоматически закрылки с 30° до взлётных 15°. При этом резко падает подъёмная сила крыла, самолет просаживается, бьется о полосу и отскакивает на амортизаторах. Курсант пытаясь насильно досадить самолёт, отдает ручку от себя, лупит носовым колесом в бетон, однако оно с амортизировав ещё больше, приводит к увеличению угла атаки крыла, *аппарат* отскакивает ещё выше, *наездник* опять ручкой от себя пытается ткнуть в землю проклятого жеребца, но всё повторяется с нарастающей  амплитудой, до тех пор, пока у Л-29го от ударов не отлетают, наконец, все  стойки шасси. Дальше прыгать ему  было уже не на чём…

  Смотрите, смотрите! – после первого козла дернул за полу пиджака планшетист руководителя полётов.  Но товарищ подполковник  был в это время  в неге….  Переключиться из сладострастных видений нагой особи на руководство полётами было просто физически невозможно. Поэтому в эфире вместо управления ситуацией и раздались только призывы на очень подбадривающие прыжки. Хорошо ещё, что имя любовницы при этом не прозвучало…

Оп…, оп…, оп…, оп…, пиз…-ц….. 

Председатель комиссии со своими членами появился уже на следующий день вечером. Его внешний вид, манера общения и задаваемые вопросы не оставляли  никаких шансов на помилование. Первый его всеобщий разбор лишь подтвердил все опасения. Лётчиков собрали в инструкторском классе. После короткого вступления, Сербский положил на стол кассету с записью переговоров РП с лётчиками за тот день и взял в руки *Руководство по действиям руководителя полётов в особых случаях полёта* . Неторопливо прочитал в гробовой тишине всё что было на титульной обложке и углубился во внутрь…  Через час очень внимательного и вдумчивого  чтения, вплоть до тиража, издателя, поставленными запятыми и точками, он закрыл книгу, и сообщил, что последнее, что осталось непрочитанным здесь  на тыльной стороне обложки есть только слово *Бесплатно* и точка…  Наступила зловещая  пауза. Председатель долго и внимательно смотрел на руководителя полётов.

 -Товарищ подполковник, сейчас в присутствии всего лётного состава  вашей эскадрильи,  я прочитал всё, до последней точки, что написано в *Руководстве по действиям руководителя полётов в особых случаях полёта*, однако ваши коллеги могут подтвердить теперь,  что там нигде не было прописано, что в случае выхода самолёта с лётчиком на козла*, ему необходимо подать следующие вами отданные команды:  *Оп…, оп…, оп…, оп…, пиз…-ц… *

   Все в душе, конечно, улыбнулись, зная, как всё произошло на самом деле от курсантов, сидевших рядом с руководителем полётов. Но Ильину и заместителю начальника центра по лётной подготовке было явно  не до смеха,- дело начало пахнуть позорным увольнением с рядов Вооруженных сил без сохранении пенсии…   И…

  С первых же дней наш междугородний телефон стал разрываться. Военные искали  малейшие зацепки, за слабые места Сербского. Но всё было тщетно. *Гроза* водку пил мало, с женщинами общался редко, а к  деньгам и ценностям  был равнодушен. Начальники приуныли, начали снимать штаны, готовясь к большой порке, но при этом продолжали ещё усерднее бесцеремонно углубляться в личную жизнь Председателя комиссии. Но и здесь всё было чисто: Мать – герой трудового фронта, а отец – лётчик-истребитель, тоже герой – не вернулся с боевого задания. Место гибели неизвестно. 

. Так…так…Постой…  Место гибели неизвестно…   Есть!  И тут в воспалённых страхом  умах виновников аварии рождается просто казуистический по определению и подлейший по смыслу план. – Использовать сильные чувства сына в попытках найти хоть какие-то следы о последних минутах жизни своего отца….

  Так разворачивается грандиознейшая мистификация, фальсификация, да и вообще просто чёрт знает что…

    У какой-то бабки вырезается целый пласт земли с алыми  гвоздиками. Из Рязанского музея истории ВОВ (Великой Отечественной войны) под невероятные посулы в аренду берутся обломки разбившегося в 1943 году истребителя.  А на границе нашего аэродрома образуется *почитаемое* местными жителями место трагедии – закапываются остатки музейных экспонатов и подсаживаются очень  естественно красные цветы…   По невероятному личному соглашению с главным редактором *Приокской правды*, выпускается газета всего в одном экземпляре, где вместо обычной передовицы была помещена статья, якобы очевидца воздушного боя в районе  аэродрома *Протасово* с двойным тараном фашистских самолётов и гибелью советского лётчика….   В это трудно было поверить, напрягая всю свою фантазию…  Но…  

…………………………………………………………………………………..

Нас тоже не оставили в покое…  Почти каждому в обязанность  входило вспомнить из прочитанного или услышанного где-то, историю  времён Великой Отечественной войны о подвиге наших ассов, или даже какой-нибудь анекдот с подтекстом про немцев,  после которого сам собою просился тост за победителей  в этой страшной бойне.  Но и этого было мало…   Мы собирались подальше от членов работающей комиссии и разучивали почти весь репертуар военных  песен…

Размах всей фанта гармонии  поражал своим  иезуитством  к человеческим  чувствам и памяти…   В голове никак не укладывалась даже мысль о возможности такого кощунства и ожидался  оглушительный взрыв от прокола огромного *пузыря вранья*.

Однако сценарий планомерно  осуществлялся и вот время аншлага наступило.

В небольшом помещении для летного состава нашей столовой,  был накрыт  богатый  стол. В качестве почётных  гостей были приглашены и хорошо проинструктированы не задавать лишних вопросов ветераны ВОВ, которым предлагалось только слушать,  специально для них подготовленный лётным составом Рязанского УАЦ, концерт  и вкушать  яства.  Естественно, подготовка к *мероприятию* не осталась в предпоследний день работы комиссии незаметной и для её председателя.  На вопрос: – А что тут у вас намечается? – Начальник центра оживленно рассказал о *подвиге* неизвестного лётчика в небе над нашим аэродромом…

• Как, какой ещё двойной таран? Я ничего об этом не слышал…
• А у нас даже статья об этом есть в местной газете, продолжил начальник, и –  кивнул стоящему недалёко во всём новом *лётчику*.  Редактор газеты *Приокская правда* через миг оказался рядом.  Он с трудом расстегнул не разработанный временем замок новейшей лётной кожанки и вытянул из внутреннего кармана свежую газету. По мере чтения заметки, руки Сербского напрягись, а лицо покрылось *гусиной кожей*,  а у меня она такая же стала от знания всего вымысла.
•  А где упал самолет?
• Здесь, совсем недалеко….-  можем подъехать.
• Давайте! – железный голос Председателя  дрогнул.

Начальник УАЦ обратился ко мне: – *Киян, сходи пожалуйста за моей машиной*.

Что было там, возле леса, я не знаю, но вернулся  Сербский уже другим человеком.  С нашим начальником он разговаривал теперь совсем по дружески…

 Около 17 часов в столовой  все в готовности ждали Председателя  комиссии и его помощников.

Встали с появлением гостей. Зазвучала песня про журавлей и не вернувшихся с войны солдат. По телу пробежала  дрожь… Начальник центра провёл приглашённых за центральный стол. Усадил  Сербского рядом с той самой *проказницей* Люсей, и не делая очень большую  паузу после рассаживания присутствующих, предложил наполнить  стаканы.   Его хорошо продуманная речь аккуратно, но постоянно затрагивала судьбы членов семей погибших  на той страшной войне.  Наш  замполит участливо кивал головой и обводил всех строгим взглядом, стараясь усилить общий гипноз…  Накрытый горбушкой одинокий стакан водки, ещё больше усиливал эффект от речи. Выпили.  Следующим был замполит.  Его речь явно отдавала влиянию КПСС на исход ВОВ и её заботой о семьях героев и тружеников тыла. Выпили ещё. Потом тостовал  комэска с предложением почтить память не вернувшихся с войны защитников  Отечества минутой молчания.  Мы встали, выждав время, опустошили  стаканы и    дружно по сценарию затянули: *Вставай страна огромная*…  Дальше, один из ветеранов аэроклуба предложил тост с анекдотом про глупых и педантичных немцев…

  После четвёртой дозы хорошей водки, народ уже расслабился, и начал потихоньку  переходить  в свободный полёт с закусками и спиртным,  набирая нужную кондицию.

 Пошла * Славяночка*… и т. д. и т.п. Тостовали, пили и закусывали…  Люся тоже была в *ударе*,- ей разрешено сегодня было всё,- ставка была уж слишком большая для её воздыхателя…  Лицо Председателя комиссии заметно  светлело …   Всё настолько было здорово срежиссированно,  что и мой возбуждённый спиртным мозг вдруг начал сомневаться  во всей этой комедии с *двойным тараном*… – А вдруг я что-то сам не знаю о тех  событиях?!

 Вдруг Сербский встал:

  – Я хочу сказать слово… – все затихли…- Я помню отца… – он проникновенно продолжал дальше  свою речь душой того военного  подростка, которому так не хватало  отцовской любви и поддержки.  Который всю жизнь им гордился, ждал его возвращения или хоть какой-нибудь весточки о месте или даже  обстоятельствах его гибели, кроме сообщения из полка о пропаже без вести…

 – Трандит… – неожиданно в паузе сквозь пьяный сон выдавил один из приглашенных.

 Повисла *гробовая*, почти в буквальном смысле для всех начальников тишина…

  – Сербский запнулся и налился мгновенно багром…, но именно на мгновение…

 Люся положила ладонь на его кисть:

А кто сопли распускает-

Тот дерьмо с ведра хлебает,

Малин жопой нам сказал:

-Я свои мозги прос…ал…

 Грубый экспромт сказанный вовремя, и в тему, в раскалённых  алкоголем мозгах вызвал невероятный хохот и добавление своих комментариев. Я тоже оценил невероятную находчивость и интеллект *Королевы бензоколонки*.  Малина вывели подруки прочь…   Краска сошла со щёк Председателя, и он спокойно закончил свою речь тостом…

 Теперь мы выдали:-  *В далёкий край товарищ улетает…*

…. Дальше концерт продолжался с постепенным отходом по сценарию в сторону  послевоенной жизни, достижений СССР, счастливого настоящего… и к концу четвёртого часа с предложением замполита …- *Начать… танцы! – Приглашенные барышни на улице уже томлено заждались…*

 В помещении было уже душно и накурено. В узкие двери обрадованный *праздником* народ выйти весь сразу не мог. Началась лёгкая давка. Однако почти все здесь были свои. Комната питания  была на первом этаже, и можно было, используя радостную суматоху, просто выпрыгнуть в окно, тем, кто был помоложе и рангом пониже….  Стул, подоконник окна и…- я стою уже на земле.  Кто-то значительно тяжелее приземлился за мной на клумбу. Обернулся. – С земли поднимался…!?  Председатель комиссии! Водка уже значительно снизила мою учтивость и чинопочитание. – Поэтому бесцеремонно спросил:

 – А Вы, почему выпрыгнули через окно товарищ полковник!?

 На что получил очень спокойный *дружеский* ответ:

– А я думал, что у вас так принято…

   Вечер удался…   Акт переписали. К изуродованному самолету *присобачили* кое-как шасси и нашли с трудом ракурс, откуда он выглядел достойным мелкого ремонта… Начальникам объявили по выговору и сняли какие-то выплаты за этот год…

   Но это начальникам,… А надо мной вдруг зависла в сантиметре гильотина: – Не было бы самостоятельных полётов,- не было бы и аварии. Кто сломал исправный механизм обмана ЦК ДОСААФ? – Киян. Вот и выгнать нужно *первопричину*. Это произошло сразу после отъезда комиссии и совсем неожиданно.  Комэска на первом же разборе долго мусолил состояние дисциплины в эскадрилье, предпосылки к  лётным происшествиям и наконец, объявил меня первопричиной  этого события и последующих возможно других неприятностей. От шока в голову ударила кровь. Как так? Но сценарий продолжался.  Один из командиров звеньев, тоже мне нашёл что-то припомнить. Выступили с обвинениями в нарушении спокойствия в болоте ещё несколько человек, приближённых к руководству. Остальные молчали. Вопрос поставили на голосование…

– Володя, ну скажи же что-то в защиту Кияна, ты же с ним живёшь в одной комнате, вместе по девкам ходите, – услышал я за спиной тихий шёпот лётчика-инструктора Дьяченко. Но мой *друг* Володя Смилко, которого я вёл и подсказывал в работе, брал на выходы в *свет*,- только выдавил:

 – А что я скажу?…

  Холод стали моя шея уже явно ощущала….

– А при чем здесь Киян?! – Вдруг решительно встал Слава Сильченко. – Да вы знаете, что он не раз говорил со мной на тему порядка в лётной группе и дисциплины в полётах?! Если я виноват, то я и должен за это отвечать!

Какое-то время все  были в шоке: – Трое малышей в аэродромной однокомнатной общаге….   Да, Слава, теперь – не видать тебе квартиры в единственном строящимся  доме…! Но *плотину* прорвало. Почти все стали на мою защиту…

Такого поворота руководство эскадрильи не ожидало. Быстро закруглились и разбежались. Я понимал, что в покое меня теперь не оставят и надо думать о месте в другой системе, но развязка была жуткой. Хорошо, что организм был молодой, и перенёс тот страшный удар: – При всём партийном коллективе меня…, не приняли в партию… Комэска демонстративно объяснил присутствующим, что он считает меня недостойным быть членом Коммунистической партии Советского Союза, и посему   отзывает свою рекомендацию. Зал замер. Такого ещё в истории Рязанского УАЦ  никогда не было. Почему он не сделал это до собрания?  Да и зачем вообще устроил это побоище?  Моё тело готово было тут же провалиться сквозь сцену к центру Вселенной от такого поворота. В партию ведь я поступал от всей души и с чистыми намерениями…   По залу пошёл гул…

 – Ну, если вы забираете у Кияна, свою рекомендацию, то я  ему даю свою… Я его знаю, как хорошего лётчика, честного и принципиального товарища. Студента-заочника Киевского института ГВФ. Помнится, два года назад вы запрещали ему продолжение учёбы в авиаинституте, ссылаясь, на то, что у вас самого среднее образование.  Недостойно  как коммунисту, подполковник Ильин, личные отношения выносить на собрание всех коммунистов Учебного Центра!  – Встал возмущённый с  кресла начальник отдела кадров Центра Николай Иванович Кудинов,- бывший лётчик–истребитель, воевавший в полку А.И. Покрышкина.

 – Ильин! Что за цирк вы здесь нам устроили? – Начали возмущаться  присутствующие. Что нельзя было свои проблемы решить без собрания?  Тут уже и секретарь парткома поддержал коммунистов, указав комэске на глупость его поступка.  

•  Я сошел со сцены и вышел из помещения, в котором могли оставаться только члены партии. Тело дрожало от позора произошедшего.
•  Как так? За что? За то, что я искренне хотел улучшить лётную подготовку наших курсантов, чтобы понизить количество лётных происшествий с ними на втором году обучения, когда они садятся уже в боевой истребитель? Занимаюсь спортом, учусь заочно в институте?  Ведь всё было отлично. Даже своему сыну, только что закончившего Волчанское АУЛ, сам Ильин неоднократно приводил меня при всех в пример. И тут такой дикий поворот…
•  Голова *пухла*. Вспомнилась почти такая же история с комиссаром стройотряда ХАИ. Теперь я тоже не мог уснуть от такой несправедливости. Нужно было действовать, в противном случае подлости будут теперь просто на меня сыпаться. И я написал в газету  *Красная Звезда*, с просьбой разобраться, насколько я виновен  во всей этой ситуации. Приехали два корреспондента. Это было время, когда можно было добиться правды…!    Тон Ильина и замполита ко мне сразу изменился. Теперь уже они не ожидали такого сильного хода. Затаились. С командирами служб центра начались  очень ненужные разборки. Многое другое и не очень приятное начало вскрываться по ходу следствия. Друзья Ильина стали его сторониться и очень косо смотреть на комэску,  заставившего чужих людей копаться в их мусоре, где всегда можно что-то найти…  Неделю корреспонденты опрашивали участников, причастных и не очень ко всем событиям, и перед возвращением в Москву встретились со мной.  Беседа была доброжелательной, выводы в мою пользу, но по-дружески, от себя, посоветовали перейти в эскадрилью мигов  Костромичан, которые подсели к нам на время ремонта полосы  их аэродрома.  Командовал там бывший наш выпускник 1 эскадрильи В.Щеглов, который меня хорошо знал ещё по Волчанску. У него ущемить меня было уже невозможно. Приняли меня в новый коллектив быстро, но я уже готовился в *большую* авиацию. Дело было за малым. Найти только нишу. За характеристику с места работы можно теперь было уже и не переживать….

   PS:

  Добро за честность всё-таки находит место: – Славу Сильченко тоже отстояли: – он получил таки трёхкомнатную квартиру в новом доме…

16. “Заяц”.

Михаил Киян

*Заяц*.
– Командир, возьмите до Черновцов. – Ко мне обратился парень в форме
студента ГВФ (Гражданский Воздушный Флот).
– Ну, в общем-то, я не командир, но на Черновцы летим. Это точно.
Как пробрался, студент?
– Да так, уговорил бабушку на вертушке. Помогите. Очень нужно домой.
Я вспомнил свои прыжки через аэродромный забор в студенческие годы:
– Ладно, подожди нас на выходе из АДП (Аэродромно-диспетчерский
пункт).
Подготовка к полёту заняла больше часа. Грозы стояли по всему
маршруту. Пришлось дать задержку пока на 30 минут. Пройдя с
командиром повторно через метеокомнату, штурманскую и диспетчерскую,
обратился к командиру:
– Боря, тут студент очень просится домой, возьмём?
– В форме?
– Да.
– Да пусть летит… – Сегодня нас хорошо поболтает, пусть будущий
инженер посмотрит, за что мы деньги получаем.
Студент терпеливо ждал перед выходом на лётное поле.
– Давай вместе с нами. Не отставай.
Погожий лётный день был обманчив быстрыми переменами. Мощные
кучево-дождевые облака стояли не только по маршруту, но уже и над самим
аэродромом.
– Побыстрей бы взлететь. А там уж как-то дойдём. Дома ещё гости ждут.
Керосина для обхода взяли с запасом. – Командир рассуждал вслух. – Миша,
ты взлетаешь, летишь по маршруту и садишься. Я буду смотреть в локатор.
Я не ответил. И так уже представлял «весёлый полет». Высота маршрута
Ан-24-го предполагала обход гроз только маневрированием.
Пассажиры уже были в самолёте, и вовсю ругали «Аэрофлот» c лётчиками
за задержку рейса. Пройдя в кабину, я показал молча студенту на вакантное
место штурмана. Времени уже не было. Быстро запустив двигатели,
вырулили на полосу. Боря *прилип* к тубусу локатора и долго молчал.
– Так…, после отрыва сразу вправо 30 градусов. Затем километров 5 по
прямой и по моей команде влево. Дальше посмотрим.
– 46312 к взлёту готов…
– 46312 взлёт разрешаю. Донёсся голос диспетчера в наушниках.
– Закрыл..ки… ки убрать! – команда командира сбилась от броска вверх.
Это было только начало… Кренясь и дёргаясь как на рытвинах, Ан-24 то
взвывал двигателями, проваливаясь в пустоту, то подпрыгивал вверх как
необъезженный жеребец. Крутя по командам Бориса штурвал,
старался набрать высоту, визуально пытаясь определить малейшие просветы
между огромными столбами мощных кучевых облаков.
– Ух! Очередной бросок в сторону разворота угрожающе увеличил крен до
60 градусов.
– Командир! Спасите меня! – Душераздирающий, пронзительный визг
вдруг холодом пробежал по нашим спинам.
Повернувшись влево, я увидел перекошенное, бледное от ужаса лицо
студента, вцепившегося двумя руками мёртвой хваткой в плечо командира.
– Да оторвите же его от меня! – Боря отвлёкся на секунду от локатора,
пытаясь освободиться. – Черт, как ведь больно!
Бортинженер со всей силы дёрнул зайца. Не тут-то было. Тот ещё больше
орал звериным, явно не заячьим голосом, моля о спасении и ещё сильнее
впивался в тело. Крик уже рвал уши. Казалось, глаза его сейчас сами
собой выпадут из глазниц.
– Черт побери, что же там подумают сейчас пассажиры в салоне о
лётчиках!?
– Миша, помоги! – Бортинженер толкнул меня в бок. – Не могу разделить
сиамских близнецов!
– Как?!.. Подожди …
Решение пришло мгновенно.
– Володя, отклонись полностью назад!
Пытаясь рассчитать удар в челюсть, я метнул кулак.
Но, оставшийся на секунду без управления, самолёт, резко накренился в
мою сторону, усилив при этом удар, и изменил его направление на правый
глаз. Будущий инженер, ойкнув, рухнул кулём на пол…
Никто даже не проследил за следствием нокаута. Самолёт бросало по всему
маршруту из стороны в сторону так, что о *зайце* тут же забыли.
Из салона потянуло особым запахом. – Пассажиры дружно взялись за
гигиенические пакеты. Пошла цепная реакция…
– После посадки уборщицам тазиком придётся черпать. – Бортинженер
попытался разрядить напряжение.
– Ещё немного, и второй тазик уже нужно будет поставить в кабине… –
Кинул Боря, не отрываясь от локатора.

Возле Черновцов все, наконец, прекратилось. Мощный антициклон гнал с
северо-запада хорошую погоду.
После посадки, зарулив на стоянку, командир вздохнул: – Володя, иди
открой пассажирам дверь, а мы выпрыгнем через багажник. Он засмеялся.
Или во что-нибудь вступим, или побьют.
– Ребята, большое вам спасибо!
Все, как по команде, обернулись, вспомнив о *зайце*. Студент стоял в
проходе с огромным фингалом и протягивал мне бутылку с «Посольской»
водкой. Правый глаз за полтора часа полёта почти полностью заплыл.
– Иди, учись, студент.- Я еле сдерживал улыбку. Водка тебе пригодится
самому для снятия стрессов и компрессов… Дома скажешь, что помогал
лётчикам лететь, штурвал вырвало из рук и вот его *рога* попали в глаз…
Будь здоров, давай выходи вместе с пассажирами, только в самом конце…
Когда за *зайцем* закрылась дверь, я, смотря на разбитый в кровь кулак и
испачканную форму, от смеха не мог сдержать слез:
– Боря, за всю жизнь меня ещё никто так не благодарил, да ещё и
презентовал бутылкой водки, за прекрасно разбитую свою же физиономию!
1981г.
3